его коллега Семецкий, уже не вызывали у академика такого сильного отвращения, как вначале.
Что же это за странная мания? Что произошло с мозгами бедного парня, если даже пресловутое ментоскопирование, вокруг которого в медицинских кругах было столько шума, не улавливает абсолютно ничего из реальной жизни пациента, услужливо демонстрируя бредовые видения редкой достоверности. (Пожалуй, ни у одного из своих многочисленных пациентов Сергий Логгинович такого качественного бреда не наблюдал).
С грустью академик признавался самому себе, что не знал даже, как к этому подступиться.
Неужели все же ему придется признать свое поражение? Ему, великому Виттману? Может быть, это и не повредит его репутации, но самому-то себе каково в этом признаваться?
Как это ни покажется странным, но даже тень предположения, что его пациент и в самом деле пришелец из прошлого, не посещала Сергия Логгиновича.
Ибо психиатр, хоть на мгновение допустивший, что изрекаемое его больным — это не бред, сам автоматически переходит в категорию пациентов.
…Ровно в десять сорок пять странное мигание монитора, контролирующего пожарную лестницу, отвлекло на миг внимание дежурного.
Поэтому он не заметил, как на другом мониторе, на который передавалось то, что происходило в одной из палат для VIP-пациентов, на короткое мгновение исчезло изображение. Исчезло и появилось вновь.
Спустя какое-то время неусыпный страж скользнул взглядом по экрану, убедился, что все в порядке и больной на месте, и успокоился.
…Даниил огляделся.
Бен-Бен, или как его на самом деле — ЭРЛАП-мерлап, сработал великолепно. Ничего похожего на знакомые Даниилу пути Дуата — просто шаг, и ты уже у себя дома.
Он находился в просторном светлом помещении, расписанном приятными глазу зелеными, розовыми и нежно-васильковыми красками. Цвета складывались в узоры, покрывающие мягкий ковер на полу, и мягкую (как он догадался, во избежание битья головой), губчатую обивку стен. Большие окна с поляризующим бронестеклом.
Никакой мебели, кроме надувного матраса с льняным покрывалом; обычная дверь, видать, в места общего пользования, и другая дверь, уже явно входная. Возле нее вделанная в стену сетка микрофона, над дверью — телекамера в прочном корпусе.
Даня не без интереса оглядывал свое временное узилище: бывать в психушках, а в элитных и подавно, ему еще не приходилось (и, хочется надеяться, больше не доведется).
На стенах красным и зеленым фломастером были начертаны цепочки иероглифов. Даниил потратил некоторое время на их расшифровку. В текстах встречалось множество орфографических и грамматических ошибок. А что взять с недоучившегося младшего помощника писца?
То были или молитвенные гимны нетеру, либо магические формулы вроде «отражения зла» и «отражения крокодила». Диссонансом выглядела надпись в левом углу, представлявшая собой перечисление всего, что потребно войску численностью в тридцать тысяч (сумасшедшая цифра по тем временам) для дальнего похода. Парень улыбнулся. В войну, что ли, его двойник тут играл?
Итак, его отправили по назначению. Обмен состоялся, причем так, что и в самом деле комар носа не подточит. Вот даже на руке у Даниила каким-то образом оказался медицинский контрольный браслет: черное упругое кольцо с мерцающим зеленым огоньком.
Он еще раз осмотрелся. Что ему теперь делать?
Попробуем обычный порядок действий.
Решительным шагом парень подошел к микрофону.
— Эй, кто-нибудь! — заорал он, при этом глядя в телекамеру и изображая на лице гримасу крайнего недоумения. — Эй, кто-нибудь, скажите, куда я попал?!
…— Значит, вы утверждаете, что являетесь Даниилом Сергеевичем Горовым, студентом пятого курса Института Космической Археологии, москвичом, год рождения… и все такое? — еще раз переспросил его главный врач (это был сам знаменитый Виттман, как уже успел узнать Даня).
— Ну, конечно, а кем же мне еще быть?
— И вы не помните, что с вами происходило все это время?
— Не помню, — сокрушенно подтвердил Даниил, изо всех сил сдерживая смех. — Вы уж извините, профессор, начисто всю память отшибло. Вот только как будто час назад был на берегу с Нюшкой, а вот теперь… тут.
— И вы настаиваете на немедленном своем освобождении… м-м… выписке?
— Естественно, доктор, что за вопросы? Мне домой надо…
Психиатрическое светило вперило в молодого человека долгий испытующий взгляд. Потом последовал тяжкий вздох.
— Что ж, у меня нет никаких формальных оснований вас задерживать…
— Спасибо вам, профессор, — словно спохватившись, бросил Даниил уже на пороге шикарного кабинета, — вы меня… вылечили…
— Не за что, молодой человек…— неожиданно сухо ответил Виттман, — Вас вылечил кто угодно, но только не я…
Внизу, в приемном покое, уже предупрежденная медсестра выдала молодому человеку упакованные в опломбированный мешок веши. Верхнюю одежду («Молодец, Анька, догадалась заранее приготовить!»), его паспорт и студенческий билет, кредитную карточку, в окошке которой высвечивалась сумма в двести тридцать три геолара (остаток денег, полученных в стрип-баре). Тут же лежал египетский гофрированный передник синего цвета, наверное, имущество настоящего Джеди.
