Мало того — стал нарастать, забивая другие шумы. Что-то вроде нескончаемо-тоскливого шороха, треска и грозного гула стронувшейся лавины. Звуковую картину усложнило тревожное фырканье табуна лошадей. Гул, фырканье, ржание, топот… В полном, очевидно, соответствия с возникновением лавинно-табунных этих созвучий выскользнула из-за «горизонта» и потянулась над блистером вправо колоссальная стая «компактных» эйвов. Летели они быстро, довольно плотным, сверкающим в лучах своего яростного светила косяком, и не было им конца, и гигантская, прямо-таки неестественно голубая тень фигуры сверхвеликана, дрожа, проваливаясь куда-то и опять поднимаясь, эффектно вырисовывалась на мозаичных скоплениях участников грандиозного стайного перелета. Ватой стае склонность одиночных эйвов к слипанию в плоские, как отколовшиеся льдины, образования была очевидной. Иногда, впрочем, в потоке «льдин» заведомо случайной геометрической формы вдруг проносилась, блистая зеркальными срезами, длинная, идеально прямоугольная «платформа». На пути к машине Андрей был вынужден снова пустить в ход видеомонитор: он надеялся, что успел поймать в объектив мелькнувшую среди «льдин» огромную скобу для крепления запасных аккумуляторов…
— Ка-девять! — прозвучало в шлемофоне. — Контакт.
Катер выпрямил ступоходы, неуверенно потоптался на месте, мигая светосигналами. «О черт!» — изумился Андрей. Рявкнул:
— Стоп!!!
— Стоп! — спокойно продублировал шлемофон. Машина замерла.
В спешке Андрей переставлял ноги без «притирки» геккорингов, и был момент, когда его крутнуло на одном каблуке и едва не сорвало с плеча исполина — пришлось бы долго летать. Улететь в «Снегире» не проблема, вернуться сложнее.
— Подними передние ступоходы, — спокойно, властно произнес знакомый голос.
Андрей на несколько мгновений онемел: «Казаранг» пошевелил лидарами и действительно поднял передние ступоходы. Корпус драккара опасно раскачивался над зеленой пропастью, охваченной пылающе- изумрудным кольцом облаков; тело сверхвеликана торчало из пропасти, как половина танкера на выходе из наливного тоннеля какого-нибудь аванпорта. Мельком взглянув на обросшие ледяными окатышами геккоринги поднятых ступоходов, Андрей почти не дыша скомандовал:
— Опусти.
— Хорошо, опусти, — снисходительно позволил голос.
Ухватившись за нижний край гермолюка, Андрей пружинным броском швырнул свои без малого четверть тонны в твиндек. После удара об отжатые к борту грузовые фиксаторы, интуитивно почувствовал, что машина стронулась с места. Обернуться мешали мизерная сила тяжести и схваченное чем-то запястье левой руки — он не глядя оборвал это что-то и, пробираясь к ложементу, видел смену картин переднего обзора: то фонари УФС впереди, то сверкание косяка, то пылающе-изумрудная окантовка провала; машина медленно, точно корова на льду, поворачивалась, скользя на разведенных в стороны ступоходах. То, чего он боялся: геккоринги практически перестали держать. «Черт с ними», — подумал он, соображая, как при таких условиях не упустить из-под контроля движение «Казаранга». Машина очень кстати скользила в направлении к зеленой пропасти, домой, но скользила слишком нерасторопно. Он выровнял ее по курсу тремя микроимпульсами, закрыл гермолюки и, в нарушение всех инструкций, не убрав геккорингов, увеличил скорость скольжения. Геккорингам, конечно, крышка. «Черт с ними», — еще раз подумал он. Ему до того надоело это мерное вышагивание на металлических костылях, что при всем драматизме своего положения он был рад, что теперь, кроме как на флаинг-моторы, и надеяться не на что. Если ему суждено здесь погибнуть, он по-пилотски умрет на лету… Правда, переходить на флаинг-режим и умирать на лету он не спешил. Оттягивал до последнего. Главное — выбраться из чужого пространства. Хоть на карачках. Погибать в чужом пространстве он не был согласен ни на каких условиях.
— Ты доволен? — внезапно спросил голос Мефа.
— Чем? — полюбопытствовал его собственный голос.
— Ну, в общем… Его поведением.
— …И если летные качества будут не хуже…
«Вот именно», — подумалось ему. К попугаечной болтовне чужого радиоэфира он почти не прислушивался: все внимание — движению катера. Машина вдвое быстрее, чем это у нее получалось в режиме ходьбы, скользила вдоль кромки суперскафандрового суперлюка (словно вместо геккорингов на ступоходах были лыжи или коньки), а ему хотелось еще быстрее — не терпелось достигнуть хотя бы уровня пылающе-изумрудного облачного кольца. Существовала ли на самом деле четкая граница между двумя мирами, он не знал, но визуально впечатление такой границы создавало кольцо облаков. Казалось, что нище этого уровня стрекот и болтовня чужого пространства должны мгновенно умолкнуть. Ничего подобного.
— Значит, газовый метеорит! — на разные голоса продолжало орать пространство. — К Хайяму, впрочем, это не имеет отношения!..
7. СНЕЖНАЯ РОЗА
Скорость ощутимо увеличивалась; теперь на разгон «Казаранга», несомненно, влияло поле тяготения Япета. Драккар нырнул в зеленый полусумрак под руку сверхвеликана. Пора тормозить, Андрей, испытывая нехорошее предчувствие, осторожно стал выдвигать подпяточные когти на ступоходах. Так и есть: скорость резко возросла. Вдобавок он ощутил нарастающий креп и понял, что левая пара ступоходов потеряла контакт с поверхностью скольжения. На секунду он растерялся: никаких, даже курсантских навыков рационального торможения трением у нас не было.
— Надежная машина, шкип, — заявило пространство.
Машина, внезапно задрав корму, уже входила в переворот через нос, когда Андрей ввиду явной бесполезности любого иного своего противодействия решился на плазменный выстрел. Шпаги фиолетовых молний сверкнули над головой, вперед ушло фиолетовое копье, и последнее, что он отчетливо виды перед тем, как драккар крутнуло волчком, был надвигающийся разрисованный буквами и цифрами бок набедренного супербаллона-цистерны, объятый бледно-лиловым пламенем. Андрей пытался угадать, куда последует удар. Ожидал слева. Но удар пришелся в правый борт. Очень тяжелый удар. Катер остановился.
— Ну почему ты у меня такой обыкновенный?… — горестно вопросило пространство. — …Ный-ный- ный-ный-ный…
Потирая то место на гермошлеме, под которым определенно будет огромная шишка, Андрей разглядывал замутненный зелеными струйками пара бок супербаллона, дымящуюся (очевидно, именно сюда угодила струя плазмы) воронку великаньего заправочного устройства. Кольцевой держатель для заправочного шланга был с одной стороны расплющен ударом, предохранительный колпак сорван, но торчащая из воронки игла инжектора уцелела. Андрей перевел взгляд на указатель кислородного обеспечения, на цифры таймера, и ему стало ясно, что он ошибся в подсчетах более чем на полчаса. Уже скоро завоет микросирена…
Подняв голову, он обвел глазами знакомый облачный интерьер (в секторе от верхушки супербаллона до распростертой ладони сверхвеликана), и его почти не удивила довольно быстрая перемена характера свечения: нежная зелень уступала место мрачной мертвенно-синюшной краске. Он нисколько не сомневался, что неприятная перемена — результат действия плазменных выстрелов. Гурм-феномен ужасно не любит, когда его беспокоят. И самый нестерпимый для него вид беспокойства — удары плазменных струй. «На флаинг-моторах он меня отсюда не выпустит, — с тоской подумал Андрей. — Эта синюшная муть — возмездие мне. Жди теперь какого-нибудь супервыверта, не иначе».
— Ну а если тебе там, на танкере, станет совсем уж невмоготу, — продолжал витийствовать радиоэфир, — дашь мне понять об этом словами: «Скучаю, очень скучаю… лаю-чаю-чаю-чаю…»
Завыла сирена. «Так весело я еще никогда не скучал», — подумал Андрей, пытаясь вспомнить, в каком месте на «Снегирях» встроен выключатель этого голосистого микрочудовища. Пока вспоминал, наблюдая за распространением синюшной мути, сирена умолкла. Итак, пять минут нормального дыхания плюс восемнадцать «последнего желания»… Он заставил «Казаранга» выпрямить ступоходы, выдвинул из корпуса щупальце манипулятора и запустил его в воронку заправочного устройства.
— Увх-увх-увх… — захлебнулось филиньим криком пространство. — Спокойно, Леха, спокойно!
