оказался повержен.
Илюха (тот, что Солнцевский) перевел бой в партер, а там, уверенно проведя простенький болевой прием, заставил Илюху (того, что Муромский) взвыть от боли.
— Сдаешься? — прохрипел победитель.
— Фигу тебе, — отозвался побежденный.
Бывший борец чуть посильнее надавил, и бородач взвыл от нестерпимой боли.
— Сдавайся, кому говорю. А не то не видать тебе княжеской дружины, как не видать Дженифер Лопес, принимающей душ.
— Кого? — скрипя зубами переспросил Муромский.
— Да неважно, просто она стоит того, чтобы ее увидеть в душе. Сдавайся, кому говорю, ведь руку сейчас сломаю!
— Сдаюсь, — прорычал будущий богатырь.
— Давно пора, — буркнул Илюха и с законной гордостью победителя поднялся с поверженного противника.
Детина, все еще кряхтя от боли, тоже не торопясь вставал на ноги.
— Меня еще никто побороть не мог.
— Всю жизнь любил быть первым.
— И что, там, в твоем Солнцеве, все такие?
— Почти все, — хмыкнул Илюха, вспоминая своих. — Но есть и посильнее. Ладно, не злись, я ведь перед уходом из большого спорта даже зэмээс успел получить.
Муромский поежился и отошел на пару шагов от него.
— А эта болезнь не заразная?
— Тьфу ты, еще накаркаешь. Это не болезнь, это звание «Заслуженный мастер спорта».
— Так ты из благородных, — присвистнул бородач.
— Ладно, держи пять, и все забудем. — Илюха протянул руку.
Тезка с удивлением посмотрел на протянутую ладонь и демонстративно заложил руки за спину. Илюха нахмурился и инстинктивно сжал кулаки.
— Не подам я тебе руки, мил-человек. Хоть ты и из благородных, а я лапоть муромский, но жать ладонь врагу земли Русской не буду!
Илюха аж оторопел от такого повторного наезда и, привычно насупившись, ринулся на обидчика. Чтобы какая-то деревня ему такие слова в лицо бросала? Да ни в жизнь! Спас положение Изя, выскочив, как чертик из коробочки (опять каламбур), и встав между спорщиками.
— Ша, гости дорогие. Поели, попили, так зачем же посуду бить?
— Да я его сейчас по асфальту размажу!
— Не получится, до первого асфальта лет восемьсот ждать осталось.
— А по фиг!.. Тогда по березе. — Илюха сделал еще шаг по направлению к Муромскому, но черт оказался начеку.
— Ну покалечишь ты его, а кому от этого легче будет?
— Мне, — искренне ответил Илюха.
— Это конечно так, но княжеская дружина не получит своего лучшего богатыря, — пропыхтел черт, из последних сил сдерживая напор праведного гнева, прущего наружу из обиженного в лучших чувствах спортсмена.
— Какого еще богатыря? — буркнул Илюха и ослабил свои позиции.
— Блин, я и забыл, что тебе все растолковывать приходится.
— Не хами, а то и тебе достанется.
— Да ладно, ладно. Ты хоть не забыл, кого калечить собрался? Небось в детстве былины читал?
— Ну почитывал, так сказать, в пределах учебной программы, — сознался Илюха и, словно на уроке, монотонным голосом проговорил все, что ему вспомнилось про былинного богатыря. — Илья Муромец, защитник земли Русской и славный богатырь, натворивший немало подвигов, тридцать лет и три года просидел на печи, оклемался и пошел добро налево и направо творить, только успевай головы поверженных врагов собирать.
— Ну вот, можешь, когда захочешь! — обрадовался Изя. — Как ни крути, для страны человек полезный, а ты ему чуть руку не сломал.
— Хам трамвайный этот защитничек, — буркнул Солнцевский. — Если его в былинах прописали, это еще не значит, что ему все позволено.
— Не без этого, конечно, но ты и сам не корзинка с фруктами.
— Да ты слышал, что этот фашист сказал? Что я враг земли Русской! Да за такие слова не то что руку, я и шею сломать могу!
— Конечно, можешь, кто бы сомневался. Ну какой же ты враг? Да и эта оглобля бородатая тоже не враг. Просто при сходных жизненных позициях вы разошлись в частностях.
