решительно сцапал первую попавшуюся под руку бутыль.
Не менее решительно была разрушена целостность упаковки. Осталось только найти подходящую емкость в качестве посредника между тарой и исстрадавшимся организмом.
— Ты что же, ирод, наделал? — раздался за спиной скрипучий голос домового. — Энто же божественный нектар, настоянный на черемуховом цвете!
Солнцевский, не отвлекаясь на пустяки, продолжал шарить взглядом по комнате в поисках желанного стакана.
— Эх, молодежь! Да разве можно такую вот красоту, да вот так, всуе, можно сказать на коленке, пить? — не унимался Феофан, помахивая в такт словам своими волосатыми ушами.
Наконец зоркий, но временно помутненный взгляд старшего богатыря отыскал желанный предмет, и нетвердой рукой он был наполнен до краев спасительным нектаром.
— Это утром, да еще один! — продолжал гундеть домовой.
Солнцевский простонал, перекрестился, залпом осушил лекарство и замер, дабы не спугнуть те процессы, которые уже были запущены в его исстрадавшемся организме.
— Говорю, что утром в одиночку пьют только такие вот лишенцы, как ты! — Голос домового уже звучал как обвинительная речь самого злобного прокурора.
Осознав, что обратного пути к утренним ужасам уже не будет, Илюха позволил себе выйти из «нирваны». Пошарив еще по комнате, он отыскал второй стакан и наполнил его до краев. Потом немного подумал и наполнил свой до половины.
— Выпить хочешь, так и скажи, — уже потеплевшим голосом заметил Илюха. — И нечего тут волну гнать.
— Дык я и говорю, а ты, бестолочь такая, ничего не понимаешь, — крякнул Феофан и ловко подхватил свою посуду. — Я так понимаю, что за здоровье?
— Угу, — вяло согласился бывший браток и чокнулся с домовым.
Спустя минут десять к столу спустился совсем другой человек. Бодрый, веселый и очень голодный. Чудесный запах, который исходил от вареников, делал последний момент особенно актуальным.
— Любава, ну того, не дуйся, что ли, — попытался исправить ситуацию Илюха. Как ни странно, в личном общении с Соловейкой он становился очень косноязычным. — Сама должна понимать.
— Ничего я никому не должна! — отрезала маленькая вредина.
Солнцевский собрался добавить еще что-то, но в его руку ободряюще ткнулся Мотя, а если быть точнее, то крайняя правая его половина. Илюха тут же отбросил все проблемы и выдал своему любимцу положенную утреннюю порцию ласки. Три пирожка, отправленные в каждую из пастей милого чудовища, тоже стали традицией, и даже Любава, ведущая беспощадную борьбу с подкормкой Змея за столом (и под ним), уже смирилась с этим обрядом.
После соблюдения традиции Илюха решительно наполнил свою тарелку варениками и налил себе парного молока. Та скорость, с которой поглощалась еда, и то блаженное выражение, которое постепенно вырисовывалось на лице Илюхи, заставило каменное сердце Соловейки дрогнуть.
— Изе-то оставь, — наконец молвила она, глядя, с какой неизбежностью тает гора вареников.
— Да ну его, — хмыкнул Илюха. — Кто не успел, тот опоздал. К тому же он написал заявление об уходе.
— Чего? — не поняла Соловейка.
— Ну он вчера обиделся на весь мир вообще, и на меня в частности, а в знак протеста решил выйти из наших стройных, но немногочисленных рядов.
Любава с ужасом уставилась на Солнцевского, еще не понимая, верить ему или нет.
— Да ты не волнуйся, куда он денется с подводной лодки? — успокоил боевую подругу старший богатырь. — По моим расчетам наш герой-любовник уже должен угомониться и скоро появится здесь с повинной головой и с заявлением о приеме на работу.
Вот говорила когда-то маленькому Илюше его бабушка:
— Вспомнишь черта, он и появится. Ох как права была старушка.
Двери резко отворились, и в горницу ввалился безработный Изя во всей своей красе. Даже через морок просвечивал лиловый фингал под глазом, а одежда была в таком плачевном состоянии, будто бы он только что с боем вырвался из клетки с медведем нетрадиционной медвежьей ориентации.
— Любава, заткни уши! Илюха, они хотят меня кастрировать!
Чуть не подавившись очередным вареником, Солнцевский сумел взять себя в руки, напустил побольше флегмы и, подцепив вилкой очередной Любавин кулинарный шедевр, спокойно заметил:
— Вот видишь, до чего ты можешь людей довести.
— А что я сделал-то, собственно? — заверещал черт. — А они сразу такие решительные меры собрались применять. Ну там, в глаз дать или, скажем, из дома выкинуть, это куда ни шло, я не возражаю. А вот так кардинально — это перебор, я категорически против!
— Так что ты сделал? — вставила свое слово Соловейка.
— Да я всего одним глазком собирался посмотреть! — опять взвился Изя. — Чего им жалко, что ли? Причем заметьте, меня интересовало только лицо. Нет, ежели чего другое смог бы разглядеть, это тоже неплохо, но задумка была именно про лицо.
— Кстати, — хмыкнул довольный Илюха, добивая завтрак. — Сейчас уже не обрезают, это прошедший этап. Теперь замораживают и ломают.
