— И знаешь еще что? Сегодня моя сотня караул несет, так на северных воротах будут молодые богатыри стоять. А они перед рассветом вздремнуть любят и совсем не видят, кто мимо них из города выбирается.
— Спасибо, — искренне поблагодарил сотника Илюха и крепко пожал его руку.
«Чумные палаты» встретили старшего богатыря настороженной тишиной. С момента поселения здесь такого еще не было. В горнице царила подавленность и гробовое молчание. Изя сидел за столом и буравил взором стену, Соловейка, расположившись рядом со Змеем прямо на полу, задумчиво чесала ему брюхо. Несмотря на это Гореныш выглядел несчастным и скукоженным.
Хлопнула дверь, и все с надеждой уставились на Илюху. Тот не стал тянуть резину и сразу вывалил на друзей все новости.
— Пока отстоять Мотю не удалось. Завтра поутру за ним придет конвой.
Все вздрогнули и испуганно переглянулись.
— Значит, к утру Гореныша здесь быть не должно, — заметив реакцию друзей, тут же добавил Солнцевский. — Слушай, Любава, а не хочешь ли ты прокатиться до твоей разбойничьей заимки?
Соловейка удивленно вскинула брови и осторожно, словно опасаясь подвоха, ответила:
— Да, в общем, можно.
— Вот и чудно. Значит, собери побольше еды нашему проглоту, под утро тронемся. Но бери только сухпаек.
— Чего? — не поняла Соловейка.
— Ну то есть то, что долго не испортится, — пояснил Солнцевский и обратился уже к своему трехголовому любимцу: — Ну что, потерпишь недельку без горячего и в одиночестве?
Вместо ответа Гореныш со вздохом поднялся, доковылял до своего хозяина и уткнулся всеми тремя носами ему в ногу.
— Да ладно, не на век же прощаемся! Отдохнешь пока на чистом воздухе, налетаешься вдоволь, сорок погоняешь, а мы тут разберемся и с потерпевшим и со свидетелями. Глядишь, и обвинения снимутся...
Мотя приподнял среднюю голову, потянулся к Илюхе и благодарно лизнул его в щеку. В это же мгновение в голове бывшего братка материализовалась фраза Змейчика: «Хозяин, честное слово, я никого не трогал и всю ночь проспал в амбаре!»
— Да я верю, верю, — тут же успокоил любимца Илюха, — и никому тебя в обиду не дам.
— А мне что делать? — тут же влез мрачный Изя. — Что страже-то мне сказать?
— Скажи, мол, Мотя сбежал, а я с Соловейкой отправился его искать, чтобы выполнить волю князя. Да что я тебя учу-то? Навешай им лапши на уши, а потом налей по стакану и выпроводи вон.
— Ладно, сделаю, — брякнул черт.
— А как вернемся, все силы бросим на операцию «Возмездие».
— Вот это правильно! — явно повеселел Изя. — А то не пристало нашей дружине уходить от честной битвы! Ну разве только для флангового обхода и удара в тыл.
— Ага, с попутным захватом вражеской казны и обоза, — съязвил Солнцевский.
— Именно. Ты схватываешь прямо на лету!
Дожидаться утра не стали, справедливо рассудив, что ребята из сотни Поповича не откажутся вздремнуть в ночной час. Поэтому Соловейка быстро затарила продуктами «Нью-Паджеро» и начала запрягать лошадь. А Изя с Солнцевским принялись имитировать побег Моти. Для этого к крыльцу был привязан канат, с одного конца опаленный Горенышем. Мол, типа, он пережег привязь и улетел в неизвестном направлении.
— Улетел, но обещал вернуться. — Солнцевский вдруг вспомнил слова Фрекен Бок и погрозил в темноту кулаком.
Мотя, услышав это, обреченно вздохнул, кивнул всеми тремя головами в знак согласия, взлетел и резко набрал высоту. Илюха договорился встретиться с ним уже за городской стеной.
Как и предсказывал Алеша Попович, стража на северных воротах, как только показалась тачанка, тут же захрапела. Спустя минуту вынужденные путешественники покинули Киев-град и выбрались на оперативный простор.
В этот час тракт был абсолютно безлюден. Дорога ровная, хорошо накатанная, лошадки бежали резво и не требовали к себе особенного внимания со стороны возницы. Поняв это, Соловейка покинула облучок и перебралась в салон. Она удобно расположилась на пуховом сиденье, обитом красной кожей, и... заплакала. Это было до того неожиданно, что Солнцевский поначалу просто растерялся. И хотя исходя из специфики как предыдущего, так и нынешнего места работы он в жизни повидал всякого, вид женских слез неизменно приводил его в ступор.
— Любав, да ты что? — пробурчал Солнцевский, пересаживаясь к Соловейке и неловко смахивая слезы с ее щеки. — Насчет Моти расстроилась? Так это дело мы уладим. Сейчас спрячем его, вернемся в город и нанесем ответный удар. Еще не знаю, кому и насколько сильно, но то, что нанесем, это без сомнения.
— Если только мы успеем это сделать, — со вздохом заметила Соловейка, глотая слезы.
— Конечно, успеем! Теперь наша очередь.
Любава что-то пролепетала и неожиданно, чтобы остановить текущие слезы, уткнулась Илюхе в плечо. Солнцевскому ничего не оставалось делать, как обнять ее и, осторожно гладя по голове, попытаться успокоить. Подходящих слов он не находил, но оказалось, что они были совершенно лишними.
Вообще-то до сих пор Соловейка не позволяла себе ничего подобного и отношения между старшим и
