максимально реалистично и сурово.
У вновь обретенного морока грудь отсутствовала как факт, филейная часть тоже. На костлявой фигурке мешком висел сарафан, а волосы скручены в тоненькую косу, больше напоминающую крысиный хвостик. Для того чтобы произвести на зрителей большее впечатление, Изя добавил лицу черты изможденности, и полностью погасил взгляд.
— Тебе дать последнее слово перед смертью или так, без долгих проводов обойдемся? — поинтересовалась Любава, неторопливо засучивая рукава.
— Предпочитаю жить долго и счастливо и умереть через несколько веков от скуки, — осторожно ответил Изя, на всякий случай отодвигаясь от нервного младшего богатыря подальше. — А сейчас меня убивать категорически не следует, к тому же, как ты знаешь, я решил начать новую жизнь и жениться.
— Если ты не уберешь эту пакость, то жениться уже не сможешь, — хмуро предупредила Любава.
— Этим простеньким преобразованием я решил показать тебе всю несостоятельность твоей позиции, — изрек Изя, предусмотрительно возвращая себе облик привычного мальчиша-плохиша. — Во время первой встречи с поляком я, ну то есть ты, должен быть неотразим. Так я могу воспользоваться некоторой коррекцией твоего облика?
— Нет!
— А как же...
— Ты черт, а значит, выкрутишься, — отрезала Соловейка. — А теперь ты должен дать мне слово, что не выйдешь на улицу в этом кошмарном виде.
— Хорошо, обещаю, — не моргнув глазом ответил Изя.
Соловейка немного удивилась, что черт согласился настолько быстро, но данное слово ее успокоило, и она решительно отправилась прочь. Уже в дверях обернулась и бросила друзьям:
— Пошла организовывать себе алиби.
Как только дверь в прихожей хлопнула, а шаги младшего богатыря стихли, Изя философски заметил:
— Что мне мешает выйти на улицу в классическом Любавином виде, и только перед самим делом привести его в порядок?
— Ну ты и жук, — констатировал Илюха, оценив уловку друга.
— На том и стоим, — хмыкнул рогатый, наливая себе полный кубок «Изи темного», — она же сама хотела, чтобы я выкрутился, а я всего лишь выполнил ее пожелание. Теперь и овцы целы, и волки сыты, и пастуху вечная память.
Ушлый черт развалился поудобнее во втором кресле, залпом осушил половину заготовленной жидкости и лукаво прищурился.
— Это еще что, а вот если бы Любава узнала, как именно я буду соблазнять этого Чмоника... — Тут Изя замолчал, поежился и хитро подмигнул Илюхе: — Хорошо, что она не узнает!
Данное Соловейке слово Изя конечно же сдержал и на следующий день вышел из ворот «Чумных палат» в классическом Любавином облике. От подлинника его отличало только наличие головного убора на голове. Как известно, никакой морок не мог скрыть наличие рогов, а показывать свою истинную сущность в планы черта никак не входило.
В таком же виде он прошел через весь город и только на подступах к «Иноземной слободе» нырнул в пустынную подворотню и, убедившись в отсутствии случайных свидетелей, привел себя в порядок. Таким образом, на охоту за польским послом вышла новая, максимально модернизированная версия младшего богатыря. Формы, размеры и прочие атрибуты неизменного женского успеха были восстановлены в необходимом объеме в полном соответствии с ранее намеченными контурами.
Свое возросшее обаяние Изя проверил тут же на молоденьком купчике, который отчитывал нерадивого приказчика за какую-то мелкую оплошность. Стоило только в их поле зрения появиться румяной девице в умопомрачительном наряде и не менее сногсшибательном виде, они оба забыли о первопричине разборок и были полностью поглощены созерцанием увиденного. Произведенным эффектом Изя остался доволен и, оставив позади оцепеневших зрителей, элегантной походкой вступил на территорию «Иноземной слободы».
Посол королевства Польского Альфонсо Чмоник был неотразим... По крайней мере именно так он считал. Да и как можно было усомниться в этом неоспоримом факте, ежели на его туалетном столике красовалось не менее двух десятков всевозможных склянок с самой дорогой иноземной косметикой, и ее внушительная часть сейчас красовалась на его щеках, бровях и ресницах. А если добавить к этому изысканно завитые волосы, схваченные дивными шелковыми лентами, плюмаж из страусиных перьев и кафтан по последней европейской моде с очаровательными оранжевыми бантиками, то становилось ясным, что конкурентов по части мужской красоты в Клеве у Альфонсо не было.
Ну а то, что дикие варвары, жившие в этом городе, при встрече с ним еле сдерживают хохот и отпускают вслед ехидные шуточки, гордому ляху было безразлично. Что с них взять, это же не образованная и изысканная Европа! Зато на просторах «Иноземной слободы» он был вне конкуренции.
Чмоник неторопливо прогуливался по дощатому тротуару, раздумывая, куда бы обратить свои взоры вечером, когда эти самые взоры, не дожидаясь темного времени суток, сами собой обратились на бантик, игриво раскачивающийся в такт шагам, прямо по курсу. Этот бантик, как и следовало ожидать, качался не сам собой, а исключительно вместе с той частью тела, над которой он был водружен. А она (ну то есть часть) была просто неотразима... Удивительный сарафан не только не скрывал всех достоинств фигуры, а наоборот, эффектно подчеркивал их. Отсюда можно было сделать вывод, что перед ним, несомненно, шествовала жительница просвещенных мест.
«Гретхен? Лизхен? Марта?» — перебирал знакомых барышень Чмоник и тут же отбрасывал их. Несомненно, ни одна из озвученных дам не подходила под заявленные параметры.
— А что я мучаюсь-то? — удивился сам себе посол. — Надо подойти и познакомиться. Только на этот раз надо что-нибудь пооригинальнее придумать. Может, она только вчера прибыла из Европы и для нее классическое обращение неприемлемо?
