лёгкого ветерка холодили лишь капли, упавшие ранее. Не сразу до Хитруна дошло, что при падении он лишился шлема – не выдержали крепления такого издевательства над собой. Но это было уже не важно, главную свою задачу шлем выполнил – спас его голову, судя по тому, что она сейчас хоть что-то соображала. Ватаман почувствовал, как кто-то, упав на колени и наклонившись, приложил ухо к его груди.
– Ага, дышит… но слабо. Эк как его угораздило…
По голосу ватаман узнал Ухмыла и ощутил некоторую признательность в ответ на столь простую заботу. Этот браток всегда к нему лучше других относился, несмотря на своё вечное зубоскальство и шутовство.
– А шуму-то, шуму, пся крев, на весь лес окрестный!
– Где ж его столько носило? Мы то уж давно вроде как попадали…
– Да на ветке висел, пока словно перезрелый жёлудь не сверзился, – коротко хохотнул Буян.
«И я вас нашёл, засранцы», – с каким-то отстранённым облегчением подумал Хитрун о своей ватаге, продолжая оставаться без движения – так ему было хреново. Немного продолжало тревожить лишь отсутствие Скальца, которого, судя по голосам, среди присутствующих не было. Скалец… Ватаман поневоле снова задумался над этой проблемой. Он ведь и сам не знал, зачем настоял на том, чтобы взять этого доходягу с собой. Да ещё Бове пообещал не отрывать ему голову – за предательство. Может быть, потому, что, глядя на то, как Бова относится к своим людям, и ватаман проникся большей ответственностью за своих? Даже за таких засранцев, как Скалец. Ведь смутило ватамана предложение Бовы насчёт честной работы, да ещё как смутило. На больную мозоль настоятель наступил, сам того не ведая… Или ведая? Великого ума человек ведь Бова этот. Многое ему не токмо в механизмах, но и в людских душах ведомо. Э- эх… пятый десяток ему, Хитруну, пошёл, ежели говорить честно и откровенно, давно уже зрелость наступила (а зрелость, как известно, есть возраст, когда мы всё ещё молоды, но с гораздо большим трудом). Пора, в самом деле, за ум браться, а он – всё в ватаманах ходит. Среди оболтусов, с каких спросу вовсе никакого. Лёгкая власть, видать, в молодости привлекла, прельстила, так до сих пор отказаться от неё трудно, привык за эти годы…
– Что делать-то будем, пока батько в себя придёт? Темень-то вон какая, ни зги не видно. Может, усохни корень, костёр разожжём? Вон и дождь уже кончился.
– Какой ещё костёр, Жила, обалдуй ты этакий! Всё же сырое кругом!
– Смотрю я на вас обоих, усы узлом, и вижу… что оба вы, Буян, болваны, а не токмо Жила. При чём тут сырость?! Елсы же кругом! Или вы в гости их пригласить желаете?
– Твоя правда, – вздохнул Жила. – Подождём до первой звезды, а после, как развиднеется, и решим, куда двигаться.
– Да куда двигаться, пся крев, ночь же, утра надо дождаться!
– А ежели шум от падения ватамана елсы слышали? – язвительно поинтересовался Ухмыл. – А ну как прибегут да нас тут прихватят! Нет, надобно дёргать отседова!
– А ватамана ты понесёшь, пся крев? – зло спросил Буян, видимо совсем не прельщённый такой перспективой.
– М-да, – вздохнул Жила. – Тяжеловат будет…
– Надо будет – все понесём! – отрезал Ухмыл.
Вот уж точно тогда сказал браток Ухмыл, растроганно подумал ватаман, продолжая недвижимо набираться сил, – «хочешь услышать о себе хорошее – умри».
– И какого хрена наш ватаман прыгать решился! – продолжал злиться Буян. – Может, и сейчас ещё тот Дирижопль летит как ни в чём не бывало! Может, пся крев, с головой у него не лады, а? От приключениев взяла и расстроилась, голова-то?
– Конечно, не в порядке, – простодушно подтвердил Жила. – Не видишь, что ли, батько в полной отключке!
– Да я не о том, балда ты этакая! Может, нам нового ватамана пришла пора выбрать? Сами кумекайте – ежели бы не он, разве занесло бы нас в этот Проклятый домен? Разве ж натерпелись бы такого лиха – то от елсов, то от приключениев на Махине, то… вон и саблю мне те поганцы сломали! А я без неё, пся крев, словно недоделанный какой-то…
– Уж не тебя ли, недоделанный, ватаманом нам выбрать? – Ухмыл звучно сплюнул.
– А чем я хуже? – огрызнулся Буян.
– Это у тебя с головой не в порядке, Буян, а не у Хитруна. Нашёл время нового ватмана выбирать. Забыл, усы узлом, где находимся? А почему он нас прыгать заставил, так я тебе, недотёпе, объясню. Как ещё выпал бы шанс свободу обрести! Разве не её мы ценим превыше всего?
Тут ватаман не выдержал. Не в силах терпеть этот трёп и дальше, он стиснул зубы, чтобы не застонать и не уронить своего достоинства, и так порядком уроненного с дерева и кое-как сел. Бандюки разом умолкли. Как раз в этот момент, словно смилостивившись над ним, с небес снова проглянули звёзды, и вокруг немного развиднелось. Ватаман хмуро обвёл взглядом тёмные силуэты своих ватажников, выжидательно уставившихся на него, затем безотчётно сгрёб рукой с влажной земли ворох опавших листьев, присмотрелся, определяя породу дерева… И невольно хмыкнул. Кажись, дуб. Вот ведь злая ирония – чуть «дуба» с дуба не дал. Затем вновь глянул на братков, досадливо подумав, что вот такими болванами ему и приходится руководить за неимением лучших. Лучшие – сами все в ватаманах.
– Свободу, – наконец хрипло проворчал Хитрун. – В задницу себе её засуньте, свободу такую… Бова тогда что сказал? Что летучих шаров на всех может и не хватить. Вот и пришлось первым вызываться. Свободу, кровь из носу…
– Я же говорил тебе, Буян, что без батьки мы и не ватага – а так, пшик один! – восхитится Ухмыл объяснением Хитруна. – Единственная толковая голова среди нас только у него и имеется, усы узлом!
– Ты вот говоришь, Буян, – продолжал ватаман, не спуская с ватажника жёсткого, недоброго взора, – что, может, и сейчас ещё тот Дирижопль летит как ни в чём не бывало…
– Да я, батько, это… – начал было Буян, но осёкся.
– Может, и летит тот Дирижопль, Буян, почему бы и нет? – с трудом сдерживаясь, продолжал гнуть Хитрун свою линию… и вдруг рявкнул: – А может, кровь из носу, лежат где сейчас на сырой земле обломки того корабля летучего, а Бова и его люди лежат среди тех обломков бездыханные, и некому по ним слёзы лить-проливать, кроме этого дождика! А мы – и поныне живы!
– Прости, ватаман, не подумавши я… – повинно поник головой Буян. – С устатку ляпнул…
– Так-то, Буян, – уже более спокойно заключил Хитрун. – Про свою голову что хошь болтай, а чужие, коли не уверен, не трогай. Прощаю на этот раз… И вправду притомились мы все…
– Эх, сейчас бы в трактир какой осесть на пару декад, – скорбно вздохнул Жила, – брагой с сальцем угоститься…
– Мечтать не вредно. – Хитрун совсем уже успокоился и позволил себе добродушно хмыкнуть над замечанием Жилы, слегка подкрутив пальцами вислые от влаги усы. – Вредно не мечтать. Погоди, выберемся ещё отседова – погудим на славу! Это я вам обещаю твёрдо!
– Погоди-ка, батько, – вдруг встрепенулся Ухмыл, шумно потянув носом. – Никак откуда-то дымком тянет?
– И впрямь дымом запахло, – согласился Жила.
– Может, это Скалец костёр сдуру разжёг? – предположил Буян, обрадовавшись возможности отвести грозное внимание ватамана от своей незадачливой персоны. А ещё его в тот миг озарило, что без Скальца, как оказывается, никак нельзя – надо же на кого-то шишки валить и злость срывать? Сам вон едва на роль Красавчика не напросился. – Его одного мы пока и не нашли!
– Точно, Скалец, усохни корень! Не елсы же!
– А почему это елсам костры не жечь, пся крев? Ты что, Жила, сродственник ихний, что так хорошо житуху их ведаешь?
– Цыц, кровь из носу!
Бандюки привычно притихли, ожидая распоряжений, потому как по тону ватамана ясно было, что он только что принял какое-то решение. Так и оказалось. Кряхтя, ватаман поднялся на ноги (никто не посмел предложить помощь, зная по опыту, что за это, ущемив гордость Хитруна, можно и огрести по первое число), выпрямился во весь свой немалый рост и объявил:
