плисовые штанцы да крепкие яловые сапоги, блестевшие от чёрного дёгтя.
– Куда это ты опять намылился, на ночь-то глядя? – с неподдельным интересом пробасил Обормот в свою чёрную бороду, спутанные и буйные заросли которой победно вздымались едва ли не до самых глаз. – Да ещё вырядился, как на свиданку, во всё новенькое, как с иголочки, а, халваш-балваш?
– Почти в яблочко, Обормот, оторви и выбрось, – ещё шире, но вместе с тем уже несколько озабоченно ухмыльнулся Благуша. – Свиданка и есть, только не простая, а деловая. Вот и спешу.
– В нашем домене-то? – раздрайник безотчётно поправил сползающий на нос край остроконечного шлема. – А обратно как вернёшься, халваш-балваш? Опять, что ли, Отказную устроишь? Нет, какая у людей интересная жизнь, завидую, халваш-балваш, по-доброму! Сплошные приключения… не то что у меня – служба да служба! Может, и меня с собой возьмёшь?
Благуша с видимым сожалением покачал головой:
– Да я тут недалече, слыхал про весь Утренние Слёзы?
– Ха, так там я и проживаю, халваш-балваш! – От избытка чувств Обормот стукнул древком алебарды в выложенную рифлёным камнем дорожку средь рядов. – Ну, раз нам по пути, бросаю все дела и еду с тобой!
– Да кто ж тебя со службы отпустит? – подивился Благуша.
– Так я и не на службе, халваш-балваш, я так, после смены ошиваюсь…
Тут намётанный глаз стражника-раздрайника зацепился за спираля – малолетнего воришку-манга, пытавшегося под шумок что-то стянуть у глазевшего на них продавца диковинок, чей прилавок стоял с правого боку. И недолго думая, ласково отвесил тому ребром ладони по тощей шее. Впрочем, и этой малой толики «доброты» хватило, чтобы спираль с воплем перелетел через прилавок и зарылся головой в сложенный там товар.
– Проверь, не пропало ли чего, халваш-балваш, – посоветовал Обормот всё ещё разевавшему рот продавцу.
Опомнившись, тот налетел на спираля коршуном и, немилосердно вывернув ему карманы, с торжествующим криком обнаружил свою пляжку из чёрного обсидиана. После чего вознамерился от всей души отвесить ему пинка под худосочный зад, да не тут-то было. Малец вывернулся ужом, снова перескочил через прилавок и понёсся вдоль рядов так, что только босые пятки засверкали и ветер засвистел.
– А говоришь, не на службе, – пробормотал Благуша, задумчиво уставившись на пляжку в руках продавца.
– Да это я так, по привычке… – Манг вдруг нахмурился и поправил коротким, намозоленным от воинских упражнений пальцем край шлема, снова норовивший сползти на нос. – Иль тебе моя компания не по нраву, халваш-балваш? Так ты скажи, не стесняйся, я мешать тебе в личных делах не собираюсь и никакой обиды на тебя держать не буду.
– Да ты что, Обормот, друган, да я завсегда твоей компании рад, оторви и выбрось! – Благуша слегка растерялся от такого обвинения. – Встреча там у меня с Минутой, в твоей веси, деловая, конечно, как и говорил, но кто мешает нам по пути побалакать по душам? И вот что, друган, помнишь пляжку бодрячка, что мне подарил перед Отказной, когда я в беде был?
– Ну?
Слав выдернул пляжку у продавца диковинок из пальцев, заплатил, не торгуясь, положенное количество бабок и протянул стражнику.
– Вот, держи, оторви и выбрось.
– Что это ты мне возвратку делаешь, – возмутился стражник, – я тебе не одалживал, а дарил!
– Да какая же это возвратка! Я ж тебе ответный подарок делаю, оторви и выбрось, друган ты мой манг! Ежели б ты мне тогда не помог, разве я прибыл бы домой вовремя?
– Да разве ж вовремя? – несказанно поразился Обормот такому утверждению.
– Ещё бы! В самый нужный момент… чтобы не жениться.
Проникнувшись шуткой, оба негромко, можно сказать, доверительно заржали, а вслед за ними захихикали и некоторые из окружающих зевак, из того люда, что всегда охоч до чужих разговоров. Но особо повеселиться стражник не успел. Почувствовав на своём затылке чьё-то неприятное свербящее внимание, он нехотя обернулся и столкнулся взглядом с каким-то мужиком в сером армяке, по внешности – из домена Крайн. Тот стоял всего в трёх шагах, позади пары обычных зевак – широкоплечий, рыжеусый, с бритой против обычая наголо башкой. И было в той бесстыжей плешивости что-то нехорошее, подозрительное.
– Продаю злодейские услуги! – тут же нараспев прокричал усатый, продолжая хамски пялиться Обормоту в бородатое лицо. – Кому руки выкрутить, гонор обломать, мошну обчистить, подходи-налетай, договор заключай!
Несколько оторопев от такой наглости, Обормот тем не менее быстро обрёл привычную уверенность и деловито осведомился, демонстративно шевельнув могучими плечами:
– А по шее?
– И по шее даю! – живо откликнулся нахал, широко расставив ноги и уперев кулаки в бока. – Как попросишь, служивый, так и будет, слово хозяйское – закон! Так что, дать по шее или как?
– А ну покажь, как умеешь, халваш-балваш! – Стражник грозно сдвинул брови и попёр на проходимца с алебардой наперевес. Народ тут же бросился врассыпную, чтобы не попасть под горячую руку, а вместе с ними дал дёру и лжеплешивый. Шмыг среди прилавков – и был таков. Не слишком-то храброго десятка оказался.
– Где-то я эту рожу видел, – остановившись, задумчиво проговорил манг, глядя ему вслед. Он обернулся и махнул волосатой пятернёй подходившему поближе Благуше. – Ну ладно, ты ж торопишься, слав, верно, халваш-балваш? Пошли отседова.
– Надо бы попутную телегу поймать, – со странной задумчивостью проронил тот, тоже глядя вслед удравшему нахалу. – До веси-то топать не близко, а мне до полуночи надо поспеть.
– Это мы запросто, халваш-балваш. У меня среди знакомых желающих подвезти – в очередь выстраиваются. Рыльце-то у многих в пушку, а я, чай, не дудак, случаем пользоваться умею!
И они дружно пошли ловить халяву.
Глава третья,
в которой коса как ни уворачивалась, а нашла на камень
Можно ли купить честного человека?
Купить нельзя, продать – можно.
– Нет, девица, и не упрашивай, – негромко, но решительно ответил Безумный Проповедник, уставившись на Минуту исподлобья слегка выпученными глазами. – Не знамо мне то, о чём ты просишь. А что по пьянке гуторил… так чего по пьянке, скатертью дорога, не нагуторишь, чего не насочинякаешь, когда язык с башкой не ладит и поперёд неё поспеть торопится!
Минута тихо вздохнула и посмотрела в окно трактира, рядом с которым стоял столик, приютивший их с Проповедником. «Как же быстро летит время, – подумала она. – Только что за окном был день, и вот уже ночь прижала тёмные мягкие ладони к стеклу с той стороны, отгородив мир от света Небесного Зерцала». От стойки трактирщика, под стать её настроению, тянулась вдумчивая песня, исполняемая худым белобрысым славом, являвшимся не кем иным, как известнейшим бродячим бардом Вохой Василиском. Оседлав табуретку, заезжая знаменитость под мелодичные звуки балабойки красиво выводила сочным баритоном:
