придворных и челяди царили удивление и веселье. И народ бежал за ними, а потом все в городе рассказывали об этом, добавляя подробности ещё более невиданные. Когда доехали до места и распрягли птиц, котов оставили жить в почёте в замке, а петухов отправили на птичий двор, где те благодаря своей породистости и стати сразу взяли бразды правления в свои крылья.
В тот же день Жито учинил ещё одну шутку. Надо сказать, что королевские шуты очень его боялись, частенько доставалось им от Жито. Может, ревновал он их к королю, считая своими конкурентами, а может, просто шутов не любил. Но в тот день, увидев, что шут Янек слишком налегает на еду, Жито учинил над беднягой такую шутку. Едва тот принялся за очередного жареного карпа, держа его обеими руками и с жадностью откусывая большую его часть, как почувствовал, что рыбка соскальзывает и падает обратно в тарелку. Пытается снова её взять, да руки не слушаются. Глядь, а это уже и не руки, а конские копыта! Ну и лицо у него стало в тот момент… Сначала ничего не понял, а потом ужасно испугался и даже заплакал:
— Ваше величество, ваше величество! Что же это за безобразие?
Обжора Янек впервые в жизни при короле без шуток, серьёзно заговорил!
— Ладно, Жито, верни ему его шаловливые пальчики, — смеясь, велел государь.
— Хорошо, ваше величество, один момент. Ой, что это, кажется, я забыл, как это делается! — притворно воскликнул Жито, до полусмерти напугав бедного шута этими словами.
Копыта толстого Янека раздвоились и превратились в свиные.
— Сейчас-сейчас… Сию минуту…
Теперь они начали увеличиваться и стали бычьими.
— Ослиные! Козлиные! Нет, опять лошадиные! — Копыта всё продолжали меняться, и присутствовавшие уже хором угадывали, ноги какого животного на этот раз выросли у шута.
Бедолага уже в отчаянии бил ими себя по голове, как королева и многие дамы начали просить за несчастного обжору, и Жито, низко поклонившись королеве, тут же вернул шуту его руки. Янек почти сразу же куда-то скрылся и объявился только на следующий день, да и долго ещё после этого старался держаться от Жито подальше…
Как-то подшутил он над знаменитыми фокусниками из Баварии, которые приехали вместе со своим герцогом, чтобы показать своё искусство королю на празднике святого Вацлава и приуроченного к этому дню торжества в честь юбилейного переиздания «Чешской хроники» Козьмы Пражского.
Что только не вытворяли баварские фокусники на Староместской площади Праги! Глотали длинные железные прутья, давали себя ими протыкать, пыхали огнём или фонтаном воды изо рта… Из маленького ларца у них вышел удивлённый монах-цистерцианец, одно пузо которого выглядело втрое вместительнее этого ларца.
Жито смотрел на всё это, стоя в толпе, и стоящие рядом слышали его недовольное фырканье всякий раз, как баварцы выкидывали что-то особенно удачное. А народ был в неописуемом восторге. Мало было тогда у горожан развлечений, и баварцы даже почти побили успех казни Петроушка, знаменитого разбойника с Кутной Горы, вдова которого до сих пор гордилась успехом смерти мужа и купалась во внимании и почете. Тут надо добавить, что месячной давности казнь Петроушка горожане обсуждали с большим восторгом, чем даже фокусы Жито…
Гордость пражанина и мастера колдовских дел была задета тем, что жители его родного города предпочли ему каких-то иностранцев.
И решил Жито, что покажет, кто тут лучший колдун и фокусник. Дождавшись, когда баварцы закончат свое выступление, и скрипя зубами вытерпев бурные овации, которыми наградили зрители его соперников, поднялся он на помост.
Люди ждали, что сейчас покажет Жито, и баварцы не спешили уходить, насмешливо поглядывая на колдуна, готовые после его фокуса повторить то же самое или показать свой ещё лучше. А Жито молча поклонился и вдруг пальцами обеих рук начал растягивать рот.
Народ замолк, и круглыми глазами все смотрели, каким огромным становится его рот. Вот Жито растянул его уже размером с лохань и, неожиданно схватив одного из баварцев (тот был так поражён, что и сделать ничего не успел), поднял его в воздух и проглотил целиком. Только сапоги точёные с железными носками выплюнул.
На сцене как раз стояла кадка с водой, в ней иностранцы фокус с птицами показывали. Появятся в ней утки и гуси, поплавают чуток по кругу, расправят крылья, да и улетят в синее небо. И Жито, с трудом передвигаясь, подошёл к этой кадке, наклонился над ней и выплюнул туда своего фокусника.
Плюхнулась, перелилась через край вода и высунулась из кадки голова мокрого баварца; его товарищ поспешил помочь ему выбраться. С него ручьями текла вода, и он никак не мог прийти в себя. А народ счастливо смеялся над приезжими фокусниками и аплодировал Жито!
Ещё и в другой раз подшутил Жито над баварскими фокусниками. Во время пира во дворце, устроенного в честь гостя короля, баварского герцога, в день его отъезда со двора вдруг послышалась немецкая речь. Двое фокусников, сидевших рядом с окнами, поднялись с мест и высунулись в резные пролёты узких окон. Двор оказался пуст, одураченные кем-то баварцы хотели снова сесть, но на головах у них вдруг выросли ветвистые оленьи рога, и они головы свои всунуть назад не могли. Только кричали перепуганно да стукались рогами по каменной стене…
Конечно, поднялось веселье среди пирующих, больше всех смеялся король, а баварский герцог улыбался сквозь зубы, недобро поглядывая на Жито. Все уже знали, чьих это рук дело. Но наконец, отсмеявшись, король велел любимцу отпустить фокусников, что тот в то же мгновение и исполнил: рога исчезли, а пристыженные баварцы вернулись за стол. Так и не смогли или не захотели они отомстить своему сопернику, поняв видно, что искусство его простирается далеко дальше самых лучших их фокусов, с настоящей и сильной магией шарлатанством не поборешься…
Однажды наказал Жито за жадность и бессердечность одного пекаря по имени Михал. Проходил он как-то мимо его лавки и увидел, как тот выгоняет в дверь бедную вдову с ребёнком, крича на всю улицу, будто его режут:
— Убирайтесь отсюда! Чтоб я вас тут больше не видел, попрошайки! Здесь вам не паперть и я милостыню не подаю!
А у пекаря этого было небольшое стадо свиней, и очень он их любил, может потому, что внешностью они были похожи на него, как родные братья — такие же толстые, с носами-пятачками и оплывшими жиром маленькими красными глазками.
Взял Жито ивовые прутики, заколдовал их, и превратились они в свинок, да таких крупных да румяных, куда там Михалевым откормышам. И выпустил он их пастись у реки, где обычно пас своих свинок и Михал. Увидел тот, какое стадо у Жито, была возможность сравнить, и загорелись его глаза жадностью.
— Сколько за них возьмешь?
— Зачем мне их сейчас продавать? Вот откормлю и на Рождество сделаю себе на них состояние, будет что на старость отложить, — отвечал Жито, с любовью похлестывая палочкой своих свинок по крутым бокам, подгоняя их к водопою.
Но Михал начал его уговаривать, и колдун, поломавшись, в конце концов согласился продать их за большую цену. Но предупредил Жито, что его свинки боятся мочить копытца. И чтобы он их глубже чем по колено в воду не загонял! Неделю Михал помнил о наказе Жито, а потом подумал, что подшутил над ним колдун. В самом, деле, что ж это за свинья, которой ножки промочить страшно?! Вон, в грязной луже небось целыми днями нежатся — и ничего! Перекрестился да и погнал сдуру всё стадо через знаменитый Свиноброд, что на Эльбе, к границе немецкой на сосиски продавать. Жадность его обуяла до Рождества ждать…
В тот же миг обратились свинки обратно в прутья. Увидев такое, Михал чуть с ума не сошёл от ярости и горя, испугавшись, что не вернёт теперь своих денег. Разломив и растоптав в гневе прутики, отправился он на поиски Жито. А колдун отдал вырученные деньги той вдове, которую обидел Михал, и только скромно кивнул в ответ на её благодарности и остановил, когда она хотела упасть перед ним на колени.
Найдя его в корчме, Михал с порога начал буянить и кричать на Жито, видно, ещё в ум не вошёл, а то бы поостерёгся:
