вами.
Командир отряда громко хмыкнул, но сдержался. В штабной палате недовольно зашумели. Если крысы не справились, то что о людях говорить!..
– Прямо в мозг вшивали! Надо же! – заволновался Дуров, поглаживая рукой обритую наголо голову.
Его бесцеремонно перебил Скуратов, любивший ясность:
– Если их цель – построить свой мир в потерянной реальности, то они могут спокойно туда уйти, когда откроют проход. Но что или кто спровоцировал бунт? Проясните обстановку.
– Слово предоставляется заслуженному педагогу континента Седовой Елене Викторовне, – официально произнес Владимиров.
Женщина встала со стула. Папку и указку она не выпускала из рук.
– Я директор школы для особо одаренных детей. По специальности учитель немецкого, – коротко представилась она.
– Ага. Так я и знал, – еле слышно прошептал Нестеров. Авиатор потер левую сторону груди. От нахлынувших воспоминаний заныло сердце.
– Тихо, когда я говорю! – рявкнула директриса и с неженской силой грохнула указкой по столу. – Я вижу, дисциплина у вас хромает! – Учительница остервенело смотрела на вжавшего голову в плечи штабс- капитана. Тот старался стать незаметным и лихорадочно вспоминал латинские спряжения имен собственных. В штабной палатке установилась гробовая тишина.
– Только в нашем учебном заведении одаренные дети могли достичь настоящего расцвета. Их развитию мы посвятили лучшие методические разработки. Незадолго до бунта Педагогический Совет страны выразил озабоченность тем, что у наших самых младших детей основные игрушки – батальоны оловянных солдатиков, игрушечные артиллерийские батареи, танки, эскадры кораблей, макеты крепостей и даже действующие модели боевых звездолетов. – Тут она сделала паузу и посмотрела в сторону людей в черном. – Мальчики по своей природе любят сражения и все военное… и некоторые девочки. Совет выступил против укрепления природной агрессии. Итак, старые игрушки я у них отобрала. Точнее, заменила их на «игрушки мира». Это миниатюрные оловянные человечки не с ружьями, а с метлами, лопатами и портфелями.
В полной тишине она достала из папки несколько маленьких фигурок.
– Этот, – пояснила она, по очереди указывая на игрушки, – выдающийся гражданин Совета страны, это менеджер страховой компании, это работник коммунальной службы, это вот судья…
– Вы думали, что вот это может заменить оловянных солдатиков? Что дети будут в них играть? – удивленно вытаращил глаза на директора школы командир отряда.
– Конечно, – твердо ответила учительница. – Это же игрушки, и они предназначены для того, чтобы с ними играли.
– А наследственность? – с жаром возразил командир. – Наследственность! Ее учитывать надо… – в этом месте он запнулся. Один его дедушка весьма решительно начал воевать под Москвой и остановился только в Берлине; прадед командовал казачьей сотней в ограниченном Туркестанском контингенте генерала Петрачкова; прапрадед в шеренгах суворовских чудо-богатырей принимал на штык янычаров среди пылающих домов Измаила. – Как вы могли поднять руку на оловянных солдатиков? Я могу еще понять, что звездолеты не нужны… – продолжал возмущаться командир отряда.
– А чем вам звездолетики не нравятся? Их тоже можно прекрасно разрисовывать! – взвился чернолицый, перебивая Владимирова, но осекся и замолк на полуфразе, наткнувшись взглядом на указку, поднявшуюся в воздухе.
В зале откровенно заржали. Все знали о тайном хобби Владимирова раскрашивать миниатюрные фигурки военных. А теперь выходило, что об этом известно далеко за пределами отряда.
– Тихо! – Указка с треском сломалась от удара по столу. – Я не закончила. Мы им предложили еще много других восхитительных игрушек. – Седова вытащила из бездонной папки лист плотной бумаги с нарисованным серым, невыразительным сооружением.
– Это форт! – воскликнул Маннергейм.
– Нет, не форт, это дворец Педагогического Совета страны, – сказала директор школы. – Видите, здесь нет окон, чтобы дети не могли бросать в них камни.
Следующий рисунок изображал игрушечный мусорный ящик для отходов. Потом шла картинка избирательной урны, куда надо опускать бюллетени во время игры в выборы. Она достала последний рисунок и сказала:
– Это еще один вариант городского ящика для мусора. Хотя нет, это здание милиции… Видите, здесь тоже нет окон. Еще мы разработали новый курс истории, – с жаром продолжала она. – В нем не будет места сражениям с кровавой резней. Тем более хроники военных лет ненадежны. Тогда не было никаких военных журналистов. Полководцы, особенно победители, могли раздувать любые незначительные перестрелки, в которых принимали участие, пока эти стычки не достигали в пересказе размеров решающих сражений. Как бы вы закончили в новом учебнике главу об убийстве послов в Византии? – обратилась она с вопросом к сидевшим.
– Очень просто, – произнес Малюта Скуратов и сжал пудовые кулаки. – Солдаты мчатся в город и мстят за смерть послов с предельной жестокостью. Все убиты. Город горит, подожженный с четырех сторон. Попавшие в плен завидуют мертвым…
– Все ясно, – произнес командир. – Эксперимент провалился.
– Да, провалился, – тяжело вздохнув, согласилась Седова. – …Провалился. Мы начали слишком поздно.
– Вы хотели обмануть детей! – с грустью сказал отрядный священник. – Прискорбно.
– Я не могу ждать, пока они вырастут! – огрызнулась учительница.
– Есть желающие пообщаться с ребятишками? Вспомнить детство золотое? – спросил командир отряда.
– Я согласен! – вызвался Баранов и выпятил грудь вперед. Раньше он всегда избегал предложений поучаствовать в командировках. Сейчас заместитель по высокому моральному духу был готов сразиться с учениками спецшколы и усмирить взбунтовавшихся детишек. Если будет необходимо для общего блага, готов рвать их на куски.
Кандидатуру Баранова отклонили сразу.
Командир раздумывал долго – секунд пять-шесть. На задание к вундеркиндам он определил Дурова, Батыра, Задова, Петьку и Ермака. Отправлялись они без оружия. Леву на всякий случай обыскали. При личном досмотре у него отобрали дамский браунинг и засапожный нож. С шеи сняли цепочку с кастетом. Задов кипятился и с жаром доказывал, что это вовсе не оружие, а талисманы-обереги, не раз его спасавшие. А кастет вообще папенька подарил ему во младенчестве. С оберегами нельзя расставаться, тем более что предстоит встреча с детишками. Многим последний аргумент показался весомым, но оружие все равно не вернули. Отрядный священник Латын Игаркович взамен вручил ему гнутую пивную пробку и сказал, что это будет покруче любого кастета. Главное в любом деле – вера. Задов громко выругался, но пробку спрятал в задний карман бриджей.
Карусель тормозила в огромном холле учебного корпуса. В поисках выхода, а заодно и детей десантники пошли бродить по зданию. Дом представлял из себя лабиринт с коридорами, переходами, стенами, лестницами и потайными дверьми. Одну такую случайно обнаружил Задов, облокотившись о стену. Еще попадались ложные двери, которые не вели никуда, стены, бывшие входом в пустые комнаты и двери, которые не открывались. Все это предназначалось для непрошеных гостей, вторгшихся на территорию детей. Молодые строители постарались на славу. Руки у них росли откуда надо.
Поисковая группа долго и безрезультатно бродила по закоулкам, пока не вышла в небольшой зал. В нем были три пронумерованные закрытые двери. На полу детским почерком было написано большими буквами «СТАРТ». Из стены торчал рычаг, выкрашенный в красный цвет, с табличкой «Не трогать». Пока все пытались отыскать секрет дверей, Петька, предоставленный самому себе, потянул рычаг вниз. Сверху на разведчиков обрушилась груда пуха пополам с перьями. Когда белая метель улеглась, Задов, отплевываясь и стряхивая с головы и плеч перышки, зло сказал:
– Дурак ты, Петька!
