Или изящно изогнувшиеся и вытянувшиеся в несколько раз сталинские высотки.
Что уж там говорить про целые кварталы, движущиеся по принципу электронной игрушки «тетрис»: квадратные, угловые, более хитрой формы дома двигались в по дворам в сторону проспекта, стремясь своим объемом заполнить пробелы в фасаде. И, заполнив один слой – исчезали вместе с висящим на балконах бельем и жильцами…
Перед Госдумой царило оживление. Подойдя поближе, любители поняли: здесь проводится какая-то политическая акция. Всюду торчали коряво нарисованные плакаты и транспаранты, с крыш автомобилей что-то кричали в мегафоны митингующие.
– Что здесь происходит? – поинтересовался любознательный Богдан у какого-то зеваки.
Тот повернулся к Богдану, заставив его в испуге отпрянуть: личина этого гражданина была вполне себе жутковатой. Вместо лица имелся кожистый мешок, утыканный, словно виноградная гроздь, десятками глаз на тонких ножках.
Эрик, державший маленькую Свету за руку, закрыл ей ладонью глаза. Но девочка, похоже, и не думала пугаться всяких там монстров. Криста же держалась стойко.
– А, это те, кому Игра личины не дала, хотят устроить здесь натурал-парад, – непонятно чем сказало существо. – Большинству ведь достались всякие личины. Я вижу, как вы на меня смотрите. Так это еще что. Сейчас моя жена подойдет…
– Нам пора, – быстро сказа Криста и отвела взгляд от глазастого.
Богдан же пришел в себя после первого стресса и продолжил расспросы:
– А в чем смысл этого э-э… парада? Я не понимаю…
– Да и я не понимаю, – пожал плечами глазастый. – У нас свобода и демократия, никто не запрещает быть натуралами, пальцами в них не тычут, типа: «смотрите, обыкновенный пошел!» А они, видите ли, хотят подчеркнуть: «мы мол, нормальные, смотрите, какие мы!»
– А вы, что же – против? – поинтересовался Богдан.
– Мне в принципе, все равно, – пожал плечами глазастый. – Но ведь устроят они свой парад, а дети будут смотреть и спрашивать: пап, а кто это? Что я им отвечу? Вот то-то же. Развели аморалку… А вот, кстати, и жена моя подошла…
Любители посмотрели на жену, и быстро-быстро удалились. Поближе к натуралам, хоть это и было слегка предосудительно.
Вокруг толпы на бреющем полете кружили крылатые-полосатые гаишники, пристально высматривая нарушителей порядка. С несвязными воплями носились из стороны в сторону всклокоченные макаки с видеокамерами и микрофонами – телевидение Волшебной Москвы. Макаки были повсюду. Некоторые даже умудрялись залезть на плечи какому-нибудь зазевавшемуся растяпе и, пока тот в недоумении озирался в поисках непонятного раздражителя, катались на нем, осуществляя видеосъемку в самых удивительных ракурсах.
Тем временем один из ораторов во всю разорялся через хрипящий и вопящий мегафон:
– Доколе мы, немногие нормальные люди, будем чувствовать себя, словно в гетто среди захвативших все и вся мутантов?!
– Да-а! – ревела толпа.
– Доколе мы будем стыдиться своей нормальности, своей простой человеческой внешности, так раздражающей этих личиноносцев?!
– А-а-а!..
– Доколе над нами будут потешаться за то, что у нас нету всяких там щупальцев или что мы, скажем, не похожи на каких-нибудь гламурных кенгуру с Рублевки?
На последних словах оратор заговорил как-то гнусаво: на глазах у всех из центра его полного раскрасневшегося от крика лица полез и стал вытягиваться длинный извивающийся хобот.
Толпа наградила оратора свистом, и несчастного мигом спихнули с импровизированной трибуны.
– Игра берет свое, – философски заметил какой-то пожилой гражданин. – Нестойкий оказался натурал- то…
А с крыши машины уже кричал другой человек – что-то про твердость натуралистических убеждений самоочищение рядов от скверны…
– Так, – сказала Криста. – Где-то я уже видела подобное. Пошли-ка отсюда. А то билеты пропадут.
Любители с трудом пробрались сквозь толпу. Эрик взял маленькую Свету на руки, а Богдан пробивал ему дорогу. Наконец они достигли зеркальной поверхности Думы. Никакого оцепления вокруг не было: то ли обитатели святилища народной власти не боялись волнений избирателей, то ли попросту ничего не знали о происходящем за зеркальной стеной. Последнее было вероятнее всего.
Любители взяли в руки билеты и, вытянув руки, коснулись ими огромной сверкающей сферы. Раздался громкий чавкающий звук, и любителей со свистом всосало вовнутрь – прямо сквозь стену.
Внутри все было дорого, основательно и пафосно. Все внушало уверенность за будущее страны или, по крайней мере, Волшебной Москвы. За исключением указателя над головой, который содержал всего три строчки:
При взгляде на него разу же не оставалось ни малейших сомнений в том, что центральным местом в Государственной Думе по-прежнему оставался буфет. Но присмотревшись, любители заметили, что в сторонке стоит еще один указатель, на котором значилось:
– Наверное, и впрямь, веселое будет зрелище, – оптимистично предположил Богдан.
– Посмотрим, – с сомнением произнес Эрик.
