– Ты с кумом хоть закусывал? Знаю я эти посиделки на пленэре. Водка рекой течет, свежий воздух голову кружит,– вяло уточнил Задов. Командир про крокодила ничего не говорил. Этот представитель местной фауны Леву мало волновал.
– Огурчик малосольный был,– повинился Емеля.– Правда, один, но большой и в пупырышках.
– Ничего больше не хочешь сказать в свое оправдание? – Задов окончательно утратил интерес к лжерыбаку и спрашивал скорее для проформы. Сейчас его терзал другой вопрос: какой дорогой возвращаться в отряд? Мимо казино или через дом Василисы? Победила великая сила искусства, и Лева мысленно проложил маршрут через терем премудрой красавицы.
– Все, все рассказал! Ничего не забыл! Как на духу! – Емеля проникновенно прижимал руки к груди.
– Запомни на будущее: врать нехорошо,– расщедрился на совет Лева.– Но если надо, то можно. Алеша, двинули! Карту не забудь.
Богатырь убрал кинжал за голенище сапога и ухватился руками за столешницу. Один рывок – и деревянная карта перекочевала витязю под мышку. Патрульные двинулись на выход, пинками раскидывая стулья-бочонки.
Тритон громко пробулькал из-за стойки:
– У осетров тоже есть свой «царь». Его жилище убрано самоцветами и жемчугом и находится в глубоком омуте на самом дне реки. Там он живет со своей женой-русалкой. В ясные лунные ночи она выходит на берег, садится на камень и чешет золотым гребнем свои зеленые, как тина, волосы. Царь-осетр плещется возле нее и трется о ее белую ногу. Если кто-нибудь увидит ночью эту картину, то ни одного осетра ему больше не поймать.
– Осетры, говоришь. Ха! Самоцветы-жемчуга! Эт-то хорошо,– Задов забрал со стойки глиняную кружку с нарисованной сиреной.– Сувенир на память.
Тритон так и не соизволил вылезти из-за стойки и проводить дорогих гостей. Попович набычился: богатырь трепетно относился к таким мелочам. В двери он вышел первым, выставив перед собой широкую столешницу и своротив с петель обе створки. По ним они сошли на улицу, как по сходням. Этим Алеша лишний раз подтвердил прописную истину: если ты герой, то тебе все дозволено.
Приятели отправились в обратный путь. По просьбе Левы они сделали небольшой крюк. Пройдя мимо фруктовых садов, отрядники остановились у симпатичного теремка, спрятавшегося за красным забором в глубине небольшого дворика. Здесь жила Василиса Премудрая, привыкшая ходить по осколкам разбитых сердец. А ведь это были сердца настоящих героев…
Алеша остался у калитки, а Задов прямиком двинулся через двор по дорожке, обсаженной по обе стороны яркими цветами. Поднявшись на крыльцо, он постучал в дверь. За дверью послышались шаги, и заспанный женский голос спросил:
– Кто там?
– Открой, Василисушка! Это я, Левушка, по делу важному, неотложному! – почти пропел Задов, пританцовывая на месте от нетерпения.
– У меня сегодня нет приема. Приходи завтра,– ответила из-за двери красавица.– А сейчас, Задов, иди, куда шел, со своим важным делом! Кто мне семечку под перину подложил? До утра промаялась, глаз сомкнуть не смогла. Шутник! Скатертью дорожка! – Теперь из-за двери донеслось шлепанье босых ступней по половицам, затихшее в глубине терема.
Задов вышел со двора на улицу. Попович ничего не стал спрашивать, глянув на понурившегося товарища. Без слов было ясно: полный облом. Лева сам внес ясность в ситуацию:
– Меня, Алеша терзают сомнения, это… типа… скатертью… Надо побыстрее доложить о выполнении задания! Некогда рассусоливать!
Богатырь понимающе хмыкнул, но смолчал. Он поудобнее перехватил рукой столешницу. Действительно, пора было возвращаться. Приятели запылили по дороге в обратный путь.
– На Заповедное озеро отправим спецгруппу. Задача – найти чудо-рыбу.– Командир отряда ткнул указкой в столешницу, прислоненную к стене. В самом центре деревянной карты весело раскрывала пасть с несколькими рядами зубов матерая тигровая акула. У сидевших на экстренном совещании в штабной палате, расписанной суровыми ликами ветеранов отряда а-ля-Палех, по спинам пробежали холодок. Природа в исполнении богатыря была слишком реалистична. В Поповиче пропадал талантливый дереворез (не путать с головорезом).
– Необходимо предотвратить поимку щуки вражеской поисковой экспедицией. Надо их опередить, перехватить и вломить. Вламывать будем от души.– Владимиров сжал руку в кулак и внимательно осмотрел со всех сторон. Сбитые костяшки пальцев после последней командировки успели зажить, но все еще ныли. Командир взял со стола стопку фотографий и передал дежурному, который раздал снимки членам отряда.– Есть определенные нюансы. Я сейчас введу вас в курс предстоящей операции.
Глянцевые снимки оказались аэрофотосъемкой. На отснятой пленке было хорошо видно, как неизвестное существо пересекает Заповедное озеро. Эксперты единодушно утверждали, что это животное. Принимая в расчет чисто технические соображения, специалисты отметили следующее: в результате движения объекта съемки на поверхности озера возникала волна, но без пузырьков, пены или барашков. Моторные суда такого же размера и выполнявшие те же самые маневры оставляют за собой подобную волну, но со множеством видимой пены.
Вспомнили любопытный случай. После Гражданской войны, один из местных жителей, Витька Гагара, занимался сбором кедровых орехов. Заплутав, он вышел к озеру. С берега Витька заметил громадную рыбину, всплывшую из воды. «Она была метров двадцать в длину,– рассказывал промысловик в сельсовете.– Темно-зеленого цвета, с конусообразным телом. У нее был огромный спинной плавник, а глаза сверкали, как серебряные доллары». Очень скоро его забрали крепкие парни в кожаных тужурках, подпоясанных портупеями. Чекисты забрали гражданина Гагару для выяснения, откуда простой таежник мог знать, как выглядят доллары. Витька, проживший всю жизнь в лесу, оказался американским шпионом. Больше о нем не было ни слуху ни духу. Наверное, обменяли на нашего разведчика-нелегала.
– Филиппов, что вы строчите? – ядовито поинтересовался командир.
Пока все внимательно разглядывали фотографии, Петруха что-то старательно записывал в школьной тетради, положив ее на коленку. Иногда он мечтательно смотрел в потолок. Среди коллектива сосредоточенных сослуживцев Филиппов выглядел инородным телом, как березка в дубовой роще. Вопрос застал красноармейца врасплох. Петруха вскочил по стойке «смирно» и, одергивая гимнастерку, смущенно доложил:
– Стихи пишу.
– Наверное, про любовь? – Командир уже не спрашивал, а почти шипел.
– Нет, про конников,– еле слышно пролепетал начинающий поэт.
На помощь пунцовому от стыда юноше поспешил на выручку Дуров. Он всегда старался сглаживать неловкие ситуации:
– Я тоже балуюсь пером, правда, только на досуге. Замечательная книжечка, доложу вам, получается!
– О чем, если не секрет? – На командира было страшно смотреть. Казалось, Владимирова вот-вот хватит удар.
– Пока только название придумал: «Мой отряд и другие животные»,– гордо ответил дрессировщик.– Поверьте, это немало. Хорошее название – половина дела.
– Лучше пиши былины. Там конников завались,– посоветовал Муромец. Стишата – баловство.
– Не скажите! – вскинулся штабс-капитан Нестеров.– Это не каждому дано. Скажу больше: это дар свыше!
– И ты туда же! – оживился Хохел. Начальник склада недолюбливал авиатора и не мог упустить случая подковырнуть его.– С Петрухой все понятно. Кто не строчит в восемнадцать лет? Но ты уже давно вышел из его возраста!
– Конечно-о-о! У вас на уме одна тушенка.
– Поглядите на него, люди добрые! – завелся Щирый.– Да шо вы без моей тушеночки делать будете? Ноги с голоду протянете!
Совещание стремительно превращалось в свару. Про щуку успели забыть.
