проступают буквы, пророчащие суть будущих событий и политические перспективы. Камни распространяют мощное космическое излучение, а излучение может оказывать влияние на целые народы в момент принятия серьезных решений. Самое главное: электролит – ключ, открывающий проход к земной оси. Знания погибших цивилизаций, как полагали ученые в черной форме, должны были возродиться в обновленном мире. Обновление – это война, истинная гигиена мира.
Один осколок махатмы предлагали через Николая Рериха Лиге Наций, но организация почему-то отказалась от обладания сакральным предметом.
– Не отказывались они от метеорита,– усмехнулся Дзержинский, сжав кулак.– От греха подальше мы изъяли камень у Николая и поместили в спецхран. На нем такие буквы проступали, что никому показывать нельзя! Владимир Ильич прочитал всего пару фраз, так ему сразу сделалось не по себе. Следуя инструкциям просветленных старцев, камень надо было вернуть в Тибет. Электролит должен был быть водружен на башне Шамбалы, что Рерих и собирался сделать собственноручно… После изъятия камня Коля на нас сильно обозлился и в Россию больше не вернулся, предпочел в Индии свои пейзажики рисовать. Искупить кровью свою ошибку смелости не каждому достанет! Второй камень мы не нашли, хотя Ильич получал сигналы от немецких товарищей, что камушек где-то у них.
Владимиров покривился и продолжил:
– Теперь эти товарищи, которые нам давно уже даже и не камрады, прут по горам, как танки по равнине. Они столковались с черными ламами, те у них в проводниках. Экзотический караван охраняют егеря из девятнадцатой горно-пехотной бригады «Эдельвейс». Противник серьезный. У наших задача одна: «изъять», как вы любите выражаться, электролит любыми способами. Командует разведгруппой Николай Кузнецов. Вместе с ним отправились на задание Шаманов и Задов. Латын до службы в отряде одно время жил на Тибете, совершал паломничество. Места для него знакомые. Группа небольшая, в глаза бросаться не будет. Еще он сказал, что у Левы подходящие родинки…
– А что сказал Лева, когда узнал о совместном задании с Шамановым? – вяло поинтересовался Дзержинский.
– Все как обычно. Он сказал: «Я гор не видел, но люблю их больше, чем бильярд и карты, вместе взятые. Протестую против невыполнимых заданий. И вообще. Я всех видел, то есть видал». Ничего нового от него не дождешься. Надеюсь, совместный поход примирит Шаманова и Задова. Конечно, если вернутся.
– Командует группой Николай, как и в прошлый раз. Символично!
Феликс выжидательно смотрел на командира отряда. Владимиров рассказывал пространно и во всех деталях, дивясь самому себе. Впрочем, чему удивляться? Атмосфера располагала к подробностям, особенно если учесть, что Дмитрий Евгеньевич был редким гостем в подвалах отдела контрразведки. Ну, не любил он подвалы, что тут поделаешь?
– Я вот что подумал: надо связаться по вашим каналам с Летучим отрядом и прикрыть наших с воздуха. Задание очень важное для целого пучка реальностей. Если надо, перебросим соколов на нашей карусели, без лимита праны-маны.– Владимиров замолчал, ожидая ответа.
– Туда и обратно?! – уточнил Феликс.
– Конечно! Как же иначе? – удивленно развел руками Владимиров.– А-а! Понятно. Вы им в прошлый раз билет в один конец выписали. Конечная точка маршрута – Африка. С глаз долой – из сердца вон. Понима-а-аю!
Дзержинский промолчал. Он сосредоточенно ковырял пальцем темное пятно на зеленом сукне стола. Наконец, словно очнувшись, Железный Феликс кивнул.
Владимиров крепко пожал на прощание руку Эдмундовичу и вышел из крохотного кабинета, аккуратно прикрыв за собой железную дверь. Феликс скривился и остервенело подул на ладонь. Ручкаться с командиром было почти то же самое, что с гидравлическим прессом.
Из коридора подземелья донеслось громкое «…а-ать!» и удаляющаяся ругань. Контрразведчик улыбнулся. Сам он привык к низким сводам. Мелькнула мысль: «Надо выкрутить еще пару лампочек – вообще заходить перестанет».
Продолжая улыбаться, Дзержинский достал из сейфа старый эбонитовый телефон, покрытый толстым слоем пыли. Оттуда же он вытащил и надел толстые резиновые перчатки с раструбами до локтей. Феликс осторожно подсоединил витой телефонный шнур к проводу, на котором висела лампа. Лампочка под железным абажуром пару раз мигнула и стала гореть вполнакала. Кабинет погрузился в сумрак. На перчатках замерцали зеленоватым светом причудливые руны и каббалистические знаки, складывающиеся в причудливый узор. Ярче всех зловеще светился прямоугольный штамп «Завод Резинмаш Красмаг. Изделие №2». От качающейся лампы по углам заплясали причудливые, страшные тени. Казалось, они о чем-то совещаются, собираясь в самом темном углу на митинг. Феликс, воровато оглядываясь за спину, снял трубку и набрал четырехзначный номер. В мембране громко щелкнуло.
– Лабрид, товарищ Думпис. Сколько лет, сколько зим! – осторожно поздоровался Дзержинский с далеким собеседником.– Кокосы в этом году уродились? Погода стоит летная? Уверен, старых навыков не растеряли. (Лабрид – «здравствуйте» по-латышски.)
В ответ трубка громко заквакала. Слов было не разобрать, но интонации были злые. Феликс непроизвольно дернулся и с опаской немного отодвинул трубку от головы. Хорошо стал заметен круглый пыльный оттиск на ухе. Когда собеседник замолчал, контрразведчик осуждающе и строго сказал:
– Фу… как грубо. Говорите, зимы не бывает?! Вот и славно. Есть дело. Заодно и ваши горячие головы остудим. Перегрелись вы там, на солнышке. Слушай меня внимательно. Да не перебивай, когда начальник говорит! Я тебе покажу «в отставке». Я тебя так отставлю…
Горизонта не было: вершины гор незаметно сливались с белесым пасмурным небом. Ничего в этом пейзаже не было приметного или яркого, хотя он завораживал не хуже, чем пламя костра или текущая вода.
Морозило. Искрящийся снег скрипел под горными ботинками с высокой шнуровкой. Вся походная экипировка: боеприпасы, продукты, палатка, альпинистское снаряжение – все это было уложено в два неподъемных рюкзака из белого брезента, притороченных на спины терпеливых горных ишаков. Сегодня ишаками были Кузнецов и Задов, одетые в зимнее обмундирование немецких горных стрелков. Поверх чужой формы они надели широкие белые маскировочные халаты. Через плечо под правой рукой висели автоматы с откидывающимися прикладами. Головы согревали вязаные шапочки, а уже поверх красовались облегченные стальные каски, тоже белые. Сбоку на касках был нарисован эдельвейс в ромбике – эмблема горных егерей.
Хохел выдал каски в последний момент перед отправкой карусели. Он долго лазил в бездонных недрах склада, пока отыскал их. Стальные зеленые шлемы пришлось перекрашивать в последнюю минуту. Все очень просто: надеваешь каску – забегаешь в сказку!
Задов поначалу вообще заартачился, отказавшись переодеваться в фашистскую форму. Командир отряда проявил неожиданное понимание и благосклонно заметил: «Ради тебя Лева, я с удовольствием изменю „легенду“ вашей группы. Ты будешь красноармейцем, попавшим в плен к немцам. Егерям не знакомо чувство жалости к слабым духом. Уважения достоин сильный противник. Сильные редко попадают в плен. Поэтому с пленными горные стрелки обходились без особых церемоний. Весь путь в горах пройдешь босиком, без пуховика и связанным вот этим».– Владимиров показал строптивому подчиненному моток колючей проволоки.
Лева мигом схватил каску и помчался перекрашивать ее в белый цвет. Вопрос, надевать вражескую форму или нет, решился однозначно и больше на повестке сборов не возникал.
Как выглядит эдельвейс, похожий на ромашку с узкими и редкими лепестками, Лева не знал. Поэтому он нарисовал на своей каске цветок, похожий на гибрид лютика и колокольчика. Время поджимало, перерисовывать было некогда. С такой эмблемой подразделения, неизвестного ни в одной армии мира, одессит оказался в Тибете. При погрузке на карусель Кузнецов, обычно невозмутимый, не выдержал и застегнул на шее у Левы крючки воротничка с такой силой, что больно прищемил кадык, чтобы не было видно верхнего края тельняшки. Напоследок обер-лейтенат загнул их железными пальцами, чтобы труднее было расстегнуть.
Шаманов вышагивал в расшитом золотом красном китайского шелка халате, подбитом мехом. Под ним был не менее роскошный желтый халат, на ногах – новые уйгурские сапоги ручной работы с загнутыми
