слепца: когда натыкались на препятствия, то капитан-лейтенант либо обходил их, либо подвсплывал и переползал через отмель.
Все это время на палубе кипела работа, не затихая ни на минуту. Матросы обвязались веревками вокруг пояса и между собой, как альпинисты в связке, страхуя друг друга. Пока спасало то, что на море стоял штиль. Но, когда нос лодки зарывался вниз, свистопляска волн начиналась с новой силой.
Черные муравьи упрямо копошились на деревянном обрешетнике палубы, надувая лодки иногда по грудь в воде. Матросы в очередной раз показали свой многолетний боевой опыт, опыт людей, привыкших преодолевать любые преграды, встающие на пути. Этому их учили на флоте: не обращать внимания на личное – боль, страх, смерть…
Капитан-лейтенант затянул под подбородком жесткий ремешок армейской каски. Под стальной шлем он предусмотрительно подложил пилотку. Необмятые амортизационные ремни неприятно врезались в голову. Сквозь обшивку корпуса стало слышно невооруженным ухом, как клокотала за бортом вода, словно подлодка попала в кипящий котел. Изредка снаружи что-то царапало днище. Скрежещущие звуки разносились по затихшим отсекам. Экипаж понимал: одна ошибка капитана – и подводный корабль станет огромным стальным гробом.
Отто по скобам взобрался на мостик рубки. Перед этим он дважды повторил приказ: «Ни в коем случае не будить командующего военно-морскими силами. Поставить у двери каюты Батыра кока наготове, с полной кружкой и легкой закуской. Очень легкой, чтобы сразу с ног валило!»
Капитан-лейтенант не стал брать автомат, ограничившись кобурой с пистолетом. Командир должен руководить боем, а не стрелять. Подлодка яростно пенила кильватерный след и резала волны. Пальцы Отто лежали на холодном мокром железе комингса – крае люка. Под ладонью он чувствовал равномерную дрожь, передаваемую двигателями всему корпусу подлодки. Дрожь от пальцев перекинулась телу, подбираясь к сердцу. Но это был не страх. Это было волнение и беспокойство: как лучше выполнить то, что доверено?
– Ну, как там у вас? – крикнул Отто матросам сверху, с сухого пятачка.
– Порядок… почти все готово… еще одну минутку, герр капитан,– отплевывался с палубы боцман.
– Шевелитесь быстрее, вареные медузы! Копошитесь, как полудохлые крабы!
Боцман никогда не признавал подобных выражений. Он был мрачным практиком и питал слабость к более соленым словечкам. Старый моряк проревел несколько крепких фраз, переведя пожелание капитана на более понятный морякам язык. Чтобы понять силу настоящего моряцкого сленга и его шокирующую прелесть, нужно быть настоящим боцманом.
Матросы засновали по палубе с удвоенной скоростью. Отто всматривался в берег. Среди песчаных дюн показался островерхий конек крыши «Избушки рыбака» с двумя дверьми. Нехорошая улыбочка искривила губы капитана. Он знал, что за бревенчатыми стенами скрывается замаскированный под избушку дот. Единственная долговременная огневая точка с двумя пулеметными амбразурами, притаившимися за дверьми,– ключевое место обороны защитников побережья. Охрипшим голосом он передал по переговорной трубе в центральный пост новый пеленг. Подлодка рыскнула носом на новый курс. Теперь будущее место высадки десанта надежно закрывали высокие дюны, вздымавшиеся между лодкой и дотом. Последний рывок на финишной прямой. Впереди – славный приз. Готовься, сонный городишко!
Подлодка шла уверенно, с каждым мигом приближаясь к берегу. Штурман отметил жирным красным крестом место высадки. Сбавлен ход до малого. Стоп, машина! Лодка остановилась, проплыв по инерции с десяток метров.
На трапе показались ноги капитана. Он поправил сползшую на глаза каску, к которой еще не успел привыкнуть, и скомандовал:
– Готовность «ноль»! Десант на палубу! Приготовиться к высадке!
Вахтенный продублировал приказ по внутренней сети. Во всех отсеках из динамиков проскрежетали слова команды. Притихшие отсеки ожили.
Из узкого коридора послышался громкий лязг металла. В проеме люка показался Кузнецов со шмайссером в руке и подсумком с магазинами к автомату на боку. Следом за ним в центральный отсек бочком пролезли богатыри, звеня доспехами и оружием. Ермак осторожно держал на отлете алебарду, стараясь никого не поранить лезвием, наточенным до остроты бритвы. Сзади толпились матросы с автоматами и в касках. Концы стволов заканчивались прикрученными к ним короткими толстыми цилиндрами, похожими на приборы бесшумно-беспламенной стрельбы. В тесных коридорах пару раз случился затор. Дизелисты, электрики и торпедисты, включенные в состав десанта и не успевшие привыкнуть к сухопутному оружию, умудрялись цепляться за все, что попало, в том числе и друг за друга. Окрики и команды быстро ликвидировали толчею в проходе. Экипаж «U-1277» был сплаванным, испытанным в штормах, но еще ни разу не принимал участия в сухопутной операции. Человеческий ручеек потек дальше, плавно перетекая на палубу. Вместе с моряками в десант вошли и офицеры-подводники.
Почти все члены экипажа входили в штурмовую группу. Богатыри могли справиться и собственными силами, но ставки были слишком высоки. Командир не мог рисковать. В состав десанта включили всех членов экипажа субмарины, свободных от вахты. Победу решили вырвать любой ценой.
– Был у нас в Сибири случай: маленький островок ночью за берег приняли. Высадились, пошли, а дальше – вода. Навтыкали тому, кто ладьей правил,– порадовал воспоминаниями Ермак.
– Да ладно! – ухмыльнулся Добрыня.– Все равно, лучше на берегу. Как ни крути, землица. Глядишь, куда надо дойдем.
Муромец покосился на алебарду Ермака.
– Не лень было точить?
– Привычка,– коротко ответил Ерофей.
– Все готовы? – для проформы уточнил Кузнецов. Он командовал десантом.
– Всегда готовы! – ответил за всех Алеша Попович и шутливо отсалютовал рукой в булатной перчатке, попутно своротив мерно жужжавший гирокомпас.
Капитан-лейтенант скривился, как от зубной боли. Он отметил про себя, что его корабль «ослеп», но вслух ничего не стал говорить. На место они приплыли. А потом… потом можно будет попытаться починить хрупкий навигационный прибор. Если выполнят боевое задание.
Плавать без гирокомпаса – все равно, что канатоходцу с завязанными глазами идти по канату без страховки. Неразумно, и нет даже призрачной надежды на благоприятный исход. Не мог молодой богатырь раньше раскурочить прибор?! Тогда подводники имели бы законное право не выходить в боевой поход. Все у них происходит не вовремя…
Матросы спускали штормботы на воду. Лодка подработала винтами. Теперь стальная туша прикрывала резиновые лодки своим корпусом от волн, набегавших со стороны океана.
По веревочному трапу десантники спускались вниз, в маленькие суденышки, казавшиеся на фоне громадной «U-1277» еще меньше.
«Зря мы сюда заявились,– подумал Отто, вспомнив Ермака, ковырявшего алебардой пол отсека. Он подозрительно разглядывал безлюдный берег, раскинувшийся перед ним.– Чужие мы здесь».
Десантники погрузились в штормботы. Пора! От субмарины отвалили резиновые скорлупки, вздрагивая на гребешках волн. Гребцы ударили веслами, и лодки устремились к ослепительно-белому песчаному пляжу. Весла синхронно пенили воду. Загребные выкрикивали счет, задавая ритм. Матросы с напряженными лицами мерно сгибались и разгибались.
Лодки удалялись от субмарины, приближаясь к берегу. В первых лучах рассветного солнца сверкали доспехи богатырей, черным глянцем блестели автоматы, качались в такт каски с эмблемой немецких крингсмарин на правой стороне: морской конек с кинжалом, зажатым свернутым в кольцо кончиком хвоста.
Как бы ни были хороши три богатыря, совершенными боевыми машинами они станут только после того, как выберутся на сушу и ощутят под ногами твердую почву. До этого момента витязи всего лишь люди, заключенные в груду железа с отрицательной плавучестью. Их боевые возможности напрямую зависят от того, насколько быстро они покинут палубу подлодки и окажутся на земле.
