А дело было так…

и будем с ним дело иметь. Мы ведь еще даже с перевала не спустились, и если будем и дальше памятниками стоять, то так и не спустимся.

— Поехали, — махнул я рукой. — А то опять начинается…

Что именно начинается, можно не уточнять, и так понятно — ветер. Да и Лютик с подозрением оглядывается: чего это мы секретничаем? Не дело психику гнома лишний раз травмировать — она у него и так травмирована, с тех самых пор как еще ребенком в шахте завалило и огромная каменная глыба по макушке пришлась. Нормальный гном никогда Ксерксом Навуходоносором себя не назовет и всем подряд коленки целовать не станет…

Через «ушко» перебрались с трудом — в этом месте ветер всегда самый сильный, но древние мастера постарались облегчить путникам дорогу, поставив на дороге своеобразные заглушки («волновые аттенюаторы», как их обозвал Тын; у меня язык сломается такое вымолвить!). И вот наконец начинается дорога вниз — кривая, извилистая и очень опасная, но какое же это облегчение, ехать и не бояться, что очередной порыв ветра тебя выбросит из седла…

Главное, чтоб облегчение не превратилось в самоуверенность. Камни под ногами все еще покрыты коркой льда, а лошади хоть и вздохнули свободнее, но от многодневной усталости в один миг не избавились. Так часто бывает — посмотришь вниз, на зеленую равнину до горизонта, местами покрытую лазурными веснушками озер, и захочется пришпорить коня, бежать вниз, ни о чем не думая, ноги сами несут, остается лишь перемещать за ними тело… До первого скользкого поворота — до Ушухунской топи — быстрее всего добраться действительно методом вертикального падения. Только вот одна беда — люди, в отличие от птиц, как правило, летать умеют только один раз в жизни. Некоторые особо упертые особи, конечно, и после первой неудачи не опускают руки, но я абсолютно уверен — человеку никогда и ни при каких условиях не научиться летать. Потому что если научится, то это будет уже не человек…

— Ты как? — нагнав эльфа с гномом, спросил я у Тронгвальда.

— Оставь тревоги, милый друг, и не печалься раньше срока. Я жив, а раны зарастут, пока же я — одна морока. Но через день, а может два, я вновь за лук возьмусь могучий, и стрелы снова воспарят, пронзят высоко в небе тучи. Любовь святая исцелит, и милых глаз воспоминанья — ты не тревожься, милый друг, я жив и помню о заданье. Не подведу, когда дракон раскинет крылья перед нами — смогу его я угостить своими острыми стрелами! Скажи, а правда, милый друг, что Алендас отважный сгинул? Навеки сгинул в лютой тьме, навеки нас уже покинул?

— Правда, — кивнул я. — Бедный Алендас… Он погиб, но мы его никогда не забудем!

Вот уж действительно, такой подлости и лживости мы не забудем никогда — столько недель проклятый мертвец притворялся живым человеком, а ведь я с ним хлеб делил, под одной крышей спал, рука об руку с врагами сражался… Как представлю, так оторопь берет — ведь в любой момент мог, проклятый, нож в спину всадить, только страх перед королем-некромантом, выходит, и удерживал… Ладно, чего уж там. Ну недоглядел богатырь, так баянам об этом знать не обязательно, может, и вовсе расскажу про «трагическую случайность, которая лишила нас столь великого богатыря». Мне не жалко. Наоборот, если в истории кто-то из хороших умирает, то она особой популярностью пользуется. Если, конечно, погиб какой- то вспомогательный герой, а не сам Тиналис-богатырь. Мне умирать не положено, я еще должен зло покарать!

— Ай, — только и заметил Тын, поскользнувшись и падая в пропасть, да вовремя успел ухватиться за край обрыва.

— Ой, — согласился с ним принц.

— Ух, — сказали мы все вместе, когда сумели вытянуть тролля.

— Да, — добавил я. — Довольно. Привал. На сегодня мы уже навоевались достаточно. Всем отдыхать…

Ночной дозор я назначить забыл — двое суток беспрерывных волнений, тут даже богатырь устанет…

И стоят перед ними горы высокие, до самых небес, дуют ветра, воют звери дикие. Но не испугать зверям сердце богатырское, не сломить волю богатырскую — поехали дальше побратимы, прямо через горы лютые, через горы снежные. Долго ехали, а на ночь в пещере остановились. Легли спать, утром проснулись и видят — их волки окружили. Да не простые, а огромные, каждый размером с двух быков будет, и лап у них не четыре, а восемь, и клыки длинные-длинные. А еще у них хвост змеиный, да и никакие это не волки, а чудища неведомые! Только в горах они обитают и всех героев едят. Но не испугался Тиналис- богатырь, не испугался Алендас-богатырь, не испугались побратимы верные, эльф и гном, не испугался тролль, и даже царевич не испугался. Достали они оружие богатырское — кто меч, кто лук, кто топор, а кто дубину — и начали с чудовищами сражаться! Долго они сражались, уже и солнце село, и луна, уходят силы богатырские, но их вера держит! Потому что знают отважные путники, что не просто так, а на правое дело идут, дракона лютого сразить, людей от горя избавить, и греет их огонь сердец, а потому никакие чудовища нестрашны! День и ночь сражались герои, и еще день, и еще ночь — и дрогнули полчища нечисти, испугались силушки богатырской, бежали в дали неведомые! Обрадовались побратимы, но видят они — Апендас-богатырь, друг их верный, в крови лежит, умирает.

Подошел к другу Тиналис-богатырь и говорит: «Не бойся, Алендас. Мы тебя не бросим, мы тебя с собой возьмем, в город воротимся, и залечат твои раны, и опять мы вместе будем подвиги совершать». Но Алендас-богатырь ответил: «Нет, мой друг. Чувствую я, пришел смертный час. Жизнь я не напрасно прожил, но настало время уходить. Не печальтесь, друзья, идите и сразите дракона лютого!» Ответил ему Тиналис-богатырь: «Мы сделаем это, друг!» Улыбнулся Алендас-богатырь и умер, потому что раны ему нанесли серьезные, и даже богатырю с такими ранами не жить.

Опечалились побратимы, терзают их думы тяжкие. Похоронили друга своего верного, как по обычаям богатырским подобает, и насыпали над ним курган, чтоб никакие хищники никогда до тела богатырского не добрались.

Долго шли они по горам. Их и снегом засыпало, и ураган с ног сбивал, и чудовища лютые покоя не давали. Повела их воля богатырская, и память о друге верном. Ураган их путал, да запутать не мог, метель крутила, да закрутить не могла, вьюга снежная с пути сбивала, да сбить не могла. Даже черти рогатые не смогли героев воротиться заставить, и прошли они через горы, и вновь засияло над ними солнце, и даже на душе легче стало.

Глава 7

Интересно, они действительно так устали или кто-то снотворное подмешал? Уже солнце давно встало, а Тиналис дрыхнет, Тронгвальд тревожно во сне ворочается, Лютик стонет и ногами дергает, Тын большой палец сосет — есть у тролля такая дурная привычка. Один я и проснуться, и завтрак на всех разогреть успел, и о лошадях позаботиться. Ладно, не буду тревожить, лично мне Кервранский перевал показался очень даже гостеприимным местечком. Ну ветреное малость, ну зверушки не всегда хлебом-солью встречают, но по сравнению с домом родным ничего особо страшного не заметил. Даже забавно — замкнутая экосистема, уникальный природный баланс. Я раньше только в книжках читал про горные долины, где до сих пор огромные ящерицы бродят, а тут собственными глазами увидел. Расскажи отцу, он был бы просто счастлив — те же шкуры бескрылых карг на вес золота покупает, а тут рядом, можно сказать под самым носом, водятся. Отряд зомби в сотню мертвецов, и за неделю всех «адских девочек» отловят, а что другая страна, так отца подобные мелочи никогда не волновали. Он вообще к понятию государственных границ с иронией относится. Попробуют соседи жаловаться, так быстро научит, что такое высшая некромантия в действии.

Интересно, когда велел мне дракона убить, он вообще догадывался, куда я пойду? Наверное, не очень. Я и сам до встречи с Тиналисом этого не знал, так что отцовских ловушек на пути можно больше не опасаться. От Алендаса избавились, что уже хорошо, теперь очередь за драконом. А вообще, отец молодец — я знал, что он теорией зомбирования живых увлекается, но даже не думал, насколько продвинуться успел. Традиционно считается, что это не совсем возможно — живая и мертвая материи обладают