отвисла, а бороденка мелконько задрожала.
– Ты что ж, Кощея оставил присматривать за дитем? – наконец обрел дар речи Дворцовый. – За маленьким дитем?! Этого ирода бессердечного – малое дитя нянчить?!
– Ну, – кивнул Змей тремя головами.
– Да он же в педагогике совсем бессмысленный, он же в воспитании как свинья в апельсинах разбирается! – вскричал Дворцовый и кинулся домой, чтобы и Кощея от ошибок воспитательных уберечь и змееныша от проблем, вызванных этими ошибками, оградить.
– Все возвращается на круги своя, – глубокомысленно изрек Домовик, глядя родственнику вслед, – ибо жизнь продолжается…
ЭПИЛОГ
Проснулась Усоньша Виевна, морду от салата приподняла – и не поймет ничего. Кто она? Где она? Глазами мутными вокруг водит – ничего не разумеет. Тепло, светло, птички поют, пчелки жужжат. Рай, да и только! Тут потихоньку память к ней возвращаться начала. Усоньша восстановила последовательность событий и наконец-то свою свадьбу вспомнила. И то, как соревновалась с мужем в том, кто сурицы больше выпьет, тоже вспомнила. А дальше – темнота сплошная.
Пошла она по Ирию супруга своего разыскивать. Зачем он понадобился, объяснить Усоньша Виевна вряд ли смогла бы. Любви она к Усладу не испытывала, да и вовсе не знала, что такое любовь. Ненависть вроде поутихла. Но вот обида осталась. И поняла вдруг новобрачная, что обижается не на то, что в белила ее окунали с завидной регулярностью, а на то, что, женившись, бросил ее Услад одну. Первую брачную ночь проигнорировать – разве это не причина для ненависти?!
Как уж Усоньша до этого додумалась своими куриными мозгами – то даже Роду неизвестно. Но поняла она, что оскорбление Уд нанес ей страшное, и снова злоба ее сердце обуяла. А когда узнала, что сбежал супруг – за братом своим Ярилой в земли Латынские увязался, так и вовсе осатанела. И было отчего осатанеть!
Дело в том, что с латынской девкой Маринкой она встречалась не однажды, и не где-нибудь, а на Лысой горе – во время шабашей. Маринка та, чернокнижница и охальница, была очень наглой и лютой. А уж к мужикам так неравнодушна была, что анекдоты о ней складывали. И ведь какая стерва Маринка эта – приберет мужика к рукам, а потом жертву из него делает. Богу своему поганому на алтарь принесет да и прирежет там полюбовника.
Усоньша Виевна, привычки латынской девки хорошо зная, поняла вдруг, что может совсем лишиться мужа.
– Да что ж он от руки чужой бабы смерть принимать будет, ежели собственная жена для этого имеется?! – вскричала она и кинулась вдогонку за Усладом.
Разное меж ними было, но латынскую девку Маринку, чернокнижницу и охальницу, Ярила и Услад победили – с Усоньшиной помощью, кстати.
А иначе и быть не могло, ведь о том в Голубиной Книге написано.
Или – на роду.
