прекрасно! Накинув старую аркову рубашку поверх футболки, я почувствовала себя почти совсем как дома. Славно. Теперь надо перекусить, выпить кофе и заняться делом. А! Еще неплохо бы выяснить у хозяина, где тут можно покурить. Как раз с этой целью я и выползла на веранду, где и обнаружила домовладельца в компании большого «ведерного» самовара и красочного дриадского еженедельника «Наш сад».
– Миледи! – Бурат Карлович обрадовался мне, как родной. – Окажите милость, не побрезгуйте… Чайку? Как раз поспел.
– Было бы неплохо… – в сомнениях протянула я. С одной стороны, мне не терпелось уединиться с ноутбуком и фотографиями, а с другой – колоритный дедушка-леший вполне мог просветить меня насчет местных слухов, да и вообще, вежливый гость не станет обижать хозяина отказом от угощения. Да и чаю мне хотелось. А когда радушный леший выставил на стол несколько баночек с медом, я растаяла окончательно. И, конечно, согласилась.
Мед у него был нескольких сортов, темный и светлый, тягучий, наполненный солнцем и запахами лета. Лесной, цветочный и липовый. А еще – редкое лакомство! – даже вересковый мед у него был. Красота!
– Откуда? – восхищенно спросила я, отведав всего понемногу.
– Пчелки у меня, – смущенно похвастался Пинофилло. – Угощайтесь, угощайтесь, миледи!
За чаем время полетело незаметно. Вскоре я уже была полностью в курсе всех мало-мальски важных событий в Колдубинске за последние пару лет, сочувственно выслушала немного грустную историю жизни славного старика и, разумеется, не упустила случая тихонько почитать его.
Старый леший был открыт и прозрачен, словно весенний лесной ручей. Он лучился искренностью и теплом, грелся в лучах общения и был безоговорочно счастлив оттого, что у него наконец-то появилась компания. Одинокому пенсионеру просто был необходим хоть кто-то, готовый его выслушать… От нестерпимого, пронзительного одиночества бодрящегося и славного Бурата Карловича у меня перехватило дыхание, а на глаза навернулись слезы сочувствия. Надо ли говорить о том, какой жгучий стыд я испытала от собственных беспочвенных подозрений в адрес этого милого лешего? Проклятье, старик ко мне со всей душой, а я ему тайные проверки устраиваю! Вот она, профессиональная мыслечтицкая паранойя – пагубное воздействие пилотки с кокардой на мозг. И тлетворное влияние некоего прославленного и орденоносного рыцаря на сознание. Я потупилась и аккуратно покинула мысли Пинофилло, чувствуя, как горит на лбу теперь уже несмываемое клеймо: «энчечекистка». Ну как я могу подозревать каждого встречного? Позор. Так нельзя. Вот и Эрина тоже постоянно подозреваю во всех грехах, от совращения и использования служебного положения в низменных целях до изощренного плана по моему устранению. Стыдно, как же стыдно! Надо с этим что-то делать, что-то в себе менять – и срочно. Да.
Пока я читала сама себе морали, Бурат Карлович засуетился и, в конце концов, достал из ящика стола старенькую глиняную пепельницу.
– Зарин сказал, вы курите, миледи. Вы закуривайте, если хочется, ничего страшного. Если хотите, даже в комнатах.
– Нет, ну что вы… – Я смутилась окончательно. – Как можно! Вы потом дом не сможете проветрить! Нет-нет, только здесь, на веранде, если позволите… а лучше я вообще на улицу выходить буду.
– Если открывать окно, то нет необходимости куда-то выходить.
– Ох, ну если вас и в самом деле не слишком это побеспокоит… – Я радостно достала пачку и зажигалку. – Ужасная привычка, но при нашей работе, Бурат Карлович… – и, недоговорив, виновато пожала плечами.
– Да-да, я понимаю, – леший вздохнул. – Вы знаете, миледи, когда я работал главным технологом на нашем заводе, тоже смолил одну за другой. А теперь вот отвык. Да и возраст уже…
– Вы попали под сокращение? – сочувственно поинтересовалась я.
Пинофилло слегка поморщился.
– Не совсем. Директор у нас новый пришел, Миха Барабос, молодой да ушлый, ну, и привел всех своих… «Старую гвардию» буквально за год вымели подчистую. Чем уж не угодили мы ему, то ли лицами не вышли, то ли возрастом… А мне как раз пенсия подошла, вот Миха меня и… ушел. А на мое место жену свою нанял, Маху.
– И вы сдались? – поразилась я. – Это же кумовство! Это противозаконно, вообще-то. Бурат Карлович, вы вполне могли обратиться в суд и, несомненно, выиграли бы дело.
– Ну что вы, Нолочка! – всплеснул руками леший. – Ой! Можно вас так называть, миледи? Простите, я оговорился…
– Ничего-ничего, – успокоила старика я. – Называйте, конечно же. Я, наоборот, неудобно себя чувствую от всех этих «миледи», правда.
– А… – Пинофилло улыбнулся. – Благодарю. Так о чем я? А, Миха! Ну что вы, какой суд? У Барабоса все суды вот где, – и дед показал мне зажатый кулак. – Да и вообще – он молодой, здоровый, и парней у него трое – лбы здоровенные. Такие медведи вымахали! А я… ну, вы ж сами видите, Нолочка, какой из меня боец за правду?
– И все равно – это вопиющий случай! – я нахмурилась. – Бурат Карлович, подумайте, может быть, я смогу вам чем-нибудь помочь? Вы ведь не от хорошей жизни дом сдаете, и работать пошли. За давностью лет на предприятии вас, конечно, уже не восстановят, но, по крайней мере, денежную компенсацию из них выбить можно! Подумайте, Бурат Карлович. Я ведь серьезно.
– И я серьезно, Нолочка. – Леший вздохнул. – Не связывайтесь вы с Барабосом. Он ведь оборотень, знаете ли. В медведя перекидывается. А вы – девушка молодая, хрупкая…
– Я – лейтенант НЧЧК, – сурово напомнила я. – Уверяю вас, Бурат Карлович, я служу в достаточно серьезной организации. А внешность бывает обманчива. Так что подумайте еще раз. А я пока проверю этого вашего Миху Барабоса.
– Ох, я, старый дурак! – Леший сокрушенно помотал головой. – Ну, зачем ляпнул? Вот что, миледи, забудьте вы, что я вам тут наплел. Да и поздно уже, вам отдыхать надо, а я вас заговорил тут совсем, пенек трухлявый.
– Отдыхать мне некогда. – Я улыбнулась. – С вашими делами разве отдохнешь! Нет, Бурат Карлович, я еще работать буду. И не переживайте вы так, вовсе вы меня не заговорили! Наоборот, очень хорошо посидели. Вы не стесняйтесь, если чем-нибудь помочь надо, говорите сразу, договорились?
– Договорились. – Старик закивал. – Конечно же. Вы – такая славная девушка, миледи, такая отзывчивая…
– Ой, вы меня перехвалите! – Я чуть покраснела и улыбнулась.
– Нет-нет, ничего подобного! Очень, очень славная девушка! Милая, вежливая. Знаете, сразу видно, что вы из хорошей семьи. Тутошним девкам не чета. И одеты так скромно, не то, что наши хабалки, – все это Пинофилло говорил, уже стоя в дверях. – Ну, все, все, ухожу. Отдыхайте, Нолочка. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Бурат Карлович, – откликнулась я и тоже вышла с веранды, взяв с собой пепельницу.
Я постояла немного на крыльце, полюбовалась на крупную россыпь звезд над головой, выкурила еще сигарету и недовольно хмыкнула. Старик заблуждается на мой счет. Скромная, милая… Как же! Полоумная истеричка и неженка. И ревнивая дура к тому же. А еще – влюбленная идиотка, откровенно наплевавшая на собственную работу, слишком занятая разбором своих расстроенных чувств. Хватит. Меня ждут мои фотографии и трупы.
Чтоб не искушать саму себя возможностью курить и курить, пока дым из ушей не повалит, пепельницу и сигареты я оставила на крыльце. Захочу – выползу сюда, не переломлюсь. Не хватало еще деду весь дом продымить, и в самом-то деле!
Ночь проходила мимо абсолютно непродуктивно. Я вертела скачанные с телефона трупьи фотографии и так, и сяк, то увеличивала, то добавляла резкости, вглядывалась в них до рези в глазах и головокружения, но ничего, совершенно ничего не находила. Ни одного, даже мизерного, подтверждения смутному и тревожному ощущения, что мы упускаем что-то очень важное. Нечто неуловимое никак не давалось в руки. Что-то было здесь, определенно, было, но поймать это «что-то» за хвост у меня не получалось. Проклятье. Если бы Эрин был рядом, может быть, вдвоем мы бы и нащупали ту нить, которую я почуяла. Но Эрин дрыхнет где-то там, в этой своей общаге, и хорошо, если один. А то ведь может и с крысой в обнимку… или с этой, как ее… Мелиссой. Очень уж плотоядно они его разглядывали, обе, с одинаковым огнем в глазах. И ничего удивительного. Мой напарник, на самом-то деле, потрясающе красивый мужчина,
