бутылка приближает распад личности, но ничего не может поделать. Нет, он может кое-что сделать — он может бросить пить, — но он не хочет, потому что его жизнь пуста и он не верит в счастье, он не верит ни в какое счастье, не важно, трезвое или пьяное, но в пьяном состоянии есть хотя бы эйфория, а в трезвом нет даже ее. Мы упиваемся собственным могуществом, подобно тому как пьяницы упиваются дешевым вином, но между нами есть принципиальное различие. Все знают, что путь вина ведет к смерти, но никто не знает, куда ведет путь силы. Косвенные данные позволяют предполагать, что там, куда ведет этот путь, нет ничего плохого, но кто может это гарантировать? Кто вообще может сказать хоть что-то о том, куда ведет этот путь?
Уриэль говорит, что к подобному состоянию души можно привыкнуть и, когда привычка вырабатывается, начинаются по-настоящему странные вещи. Но ближе к делу.
Уриэль прошел четвертый порог раньше всех нас, это произошло тогда, когда он прятался от Макса в темных закоулках секретной сети. Уриэль думал, что странные мысли и чувства вызваны затянувшейся опасной ситуацией, он не знал, что этот этап неизбежен, и в конечном итоге получилось, что Уриэль прошел через эмоциональную пустоту быстрее всех и с минимальными душевными травмами. Если не считать Сссра, у которого, похоже, вообще не было никаких душевных терзаний.
Когда Уриэль успешно завершил операцию по спасению трех друзей от двух разных спецслужб, когда мы четверо собрались внутри пустотелой колонны в мире дума, трое из нас поняли, что больше не нуждаются в реальности, чтобы жить. Четвертым был я, я все еще был ослеплен любовью к жене и сыну, я не мог осознать, что все переменилось. Мне потребовалось почти восемь месяцев, чтобы Нехалления сделала то, что могло показаться подлостью, чтобы невидимое полотно свалилось с глаз моей виртуальной души и я смог ощутить окружающее таким, какое оно есть. Я чувствую, что эти слова воспринимаются как бред накачавшегося наркотиками, но, поверьте, это не так, в виртуальности нет наркотиков, хотя опьянение можно вызвать усилием воли. Но зачем? И вообще, мне кажется, что дальше будет еще хуже, потому что я не собираюсь прекращать движение по избранному пути. Несмотря ни на что.
Так о чем я… Так вот, Уриэль, Олорин и Сссра поняли, что им больше не нужна визуализированная виртуальность, что отныне они могут жить в нематериальной черноте чистого киберпространства и не испытывать при этом никаких особенных чувств. Интересно, что у всех троих это осознание родилось спонтанно и практически одновременно. Уриэль спросил меня, зачем мне нужен свой собственный мир, все четверо задумались над этим вопросом, и никто не смог дать ответ. Я вернулся в Средиземье, а мои друзья остались в Междусетье.
У каждого из них была своя мечта, и у каждого она выглядела расплывчато, неоформленно и глуповато, но для каждого его мечта была прекрасна и величественна, ведь мечта не бывает другой. Олорин хотел нести в мир добро, Сссра хотел обрести великую силу, Уриэль хотел все знать. Примерно так можно упрощенно сформулировать их желания (говоря об этом, Уриэль употребил слово “градиент”), хотя это неточно. Но чтобы точно понять чужую мечту, надо хотя бы на время стать тем, кому она принадлежит. Стань сердцем, я стану кровью… О чем это я… Не важно.
Если бы их мечты не были ничем подкреплены, они так и остались бы мечтами. Но душа Уриэля хранила в себе более ста мегабайт секретной информации, извлеченной из тайного хранилища спецслужбы, и еще Уриэль знал о существовании дыры в защите Windows, о которой не знал больше никто. А Сссра имел в своем распоряжении крепко сбитую хакерскую группу, имевшую на своем счету не одну успешную операцию. Кроме того, Сссра — единственный разумный субъект Вселенной, умеющий работать во вражеской сети в режиме вируса.
В общем, неудивительно, что мечты этой компании не остались просто мечтами. К настоящему времени мои друзья стали настоящими богами виртуальности, и, когда Уриэль огласил список контролируемых компьютеров, мне показалось, что он сошел с ума, если так можно говорить в отношении виртуального рассудка. А что еще можно подумать, когда твой собеседник говорит, что полностью контролирует документооборот двадцати правительств и ста пятидесяти компаний, причем оба списка епрерывно увеличиваются?
