неощутимая. Если бы он резко обернулся, он смог бы меня заметить, но он не обернулся.
На четвертом этаже восхождение завершилось. Мужичонка позвонил в дверь, она открылась и он вошел в квартиру. Я не стал просачиваться через дверь, вместо этого я проник в квартиру через стену под самым потолком. Вот он какой, Леча…
Против ожидания, Леча совсем не походил на чеченца. За год в Чечне я уже убедился, что среди чеченцев встречаются и рыжие, и даже блондины, но большинство все-таки черноволосые и с длинными носами. Леча имел совершенно русское лицо, широкое и чуть одутловатое, коротко стриженые темно-русые волосы и короткий прямой нос — ничего характерно кавказского. И ничего бандитского в его облике тоже не было — на первый взгляд то ли небогатый бизнесмен, то ли непьющий автослесарь. И говорил он совершенно без акцента.
— Здравствуй, Леча, — сказал тот, за кем я следил.
— Здравствуй. Принес?
— Принес.
— Давай сюда.
Барсетка перешла из рук в руки, Леча расстегнул молнию и обнаружил внутри толстую записную книжку.
— Все нормально, — сказал он, — можешь быть свободен.
Плюгавый человечек вежливо попрощался и ушел. Леча отправился в большую комнату, его лицо стало задумчивым.
Он аккуратно положил книжку на стол, открыл шкаф, вытащил оттуда бутылку десятилетнего грузинского коньяка и простенькую стеклянную рюмку, налил себе грамм пятьдесят, грубо нарушив законы шариата, закурил и уселся за стол. Я ожидал, что он немедленно откроет то, что лежит на столе, но он сидел, курил и смотрел в стену отсутствующим взглядом, как будто… точно! Он боится этой книжки, он по- настоящему боится того, что мог написать Усман. Интересно, что он ожидает увидеть в дневнике своего бывшего коллеги?
Я не успел подключиться к мыслям врага, потому что Леча глубоко вздохнул, залпом выпил коньяк и резко распахнул записную книжку, резко и отчаянно, как будто не просто открыл книгу, а бросился грудью на амбразуру с пулеметом. Страницы были чистыми.
Пару секунд Леча недоуменно пялился в чистые страницы, потом послюнявил палец и нерешительно потер пустые строчки. Я опустился на пол и обрел видимость.
— Не хочешь джинна — не три лампу, — сказал я.
Леча вздрогнул и тихо прошептал что-то нерусское. Его глаза стрельнули в сторону открытой бутылки и я немедленно отреагировал.
— Наливай, — сказал я. — Сейчас это тебе не помешает.
А потом я прочитал мысли собеседника и добавил:
— Не волнуйся, я пришел наказать тебя не за этот грех.
— Кто ты? — спросил Леча и подумал:
— Нет, — ответил я, — и даже не иблис. Я человек, который умеет кое-что необычное. Хочешь меня пристрелить?
Леча все-таки налил себе коньяку. Он изо всех сил старался выглядеть спокойным и его руки почти не дрожали.
— Это бессмысленно? — спросил он.
— Попробуй, — предложил я и протянул ему пистолет рукояткой вперед. — Тут глушитель, можешь не бояться, что услышат соседи.
Леча непонимающе смотрел на меня и молчал.
— Это провокация? — наконец спросил он.
Я рассмеялся, почти без усилия.
— В твоем положении глупо думать о провокациях, — сказал я.
— Действительно, — согласился Леча и выстрелил.
Он выстрелил в грудь, а не в голову, и поэтому выстрел прошел для меня почти безболезненно. Пуля с характерным визгом отразилась от стены, стукнула в дверцу шкафа, оставив большую выщерблину, улетела под кровать и весело запрыгала там, попеременно ударяясь о пол, кровать и плинтус.
Леча отложил пистолет и выпрямил голову, которую до того непроизвольно вжал в плечи.
— Кто ты? — снова спросил он. — Святой или джинн?
— А ты кто? Шахид или маньяк?
— Я шахид.
— Тогда я святой.
— А если я маньяк, то ты злой дух?
— Почему сразу злой? У вас же, вроде, бывают и добрые джинны.
— Добрые — это гурии.
— Разве гурии не бабы?
— Гурии бывают и мужского пола.
— Для благочестивых женщин на том свете? Чтобы было с кем трахаться?
— Да.
— Зачем ты взорвал мой дом?
— Я не взрывал твой дом.
— Ты приказал его взорвать.
— Но не взрывал.
— Зачем ты приказал его взорвать?
— Хотел убить тебя.
— Зачем?
— Думал, что это возможно.
— Это возможно.
— Как?
— Я что, похож на идиота — рассказывать тебе, как меня убить? Да ты и не сможешь воспользоваться… можешь считать для простоты, что я неуязвим. Так зачем ты хотел меня убить?
— Ты служишь шайтану.
— Почему ты так решил?
— Ты тот, кого вы, русские, называете вампирами.
— Газету прочитал?
— Да.
— И только из-за этого ты решил взорвать целый дом? Знаешь, сколько людей погибло?
— Около ста. В новостях передавали.
— Благодарность от Басаева уже получил?
Леча помотал головой.
— Ты не поверишь, — сказал он, — но я хотел только одного — избавить мир от нежити.
— Ты убил сто невинных людей!
— Ты убьешь больше.
— У меня нет зависимости от человеческой крови. Я могу пить кровь, она дает мне силы, но я не наркоман, я полностью управляю собой.
Леча пожал плечами.
— Какая разница? Мною двигал Аллах, если я ошибся, на то была его воля.
— Аллах двигает лишь теми, кто движется сам! — воскликнул я. — Кто взрывал дом?
— Этого тебе не узнать. Можешь убить мое тело или выпить душу, я все равно ничего не скажу.
— Говорить не надо, достаточно только подумать. И не делай такое довольное лицо. Знаешь историю про Ходжу Насреддина?
— Про муллу Насреддина. Вы, русские, переврали наши легенды.
— Это не ваша легенда, Насреддин жил в Средней Азии.
— Мусульманин всегда мусульманин, независимо от того, где живет.
