найдут дорогу к его сердцу.
И все-таки гладиатор сумел. Он отодрал от песка левую ногу и толкнул ее вперед, целясь в гениталии Курта. Это был коварный и в то же время довольно умелый прием. Курт не без труда увернулся, и нога противника скользнула по его бедру.
Волк не стал терять времени даром. Он толкнул чернокожего, и тот не удержался на ногах. Оба гладиатора повалились на песок. Курт оказался сверху, ни на мгновение не ослабляя хватки. Сверкающие клинки по-прежнему глядели в грудную клетку, затянутую крепкими мышцами и шоколадной кожей. Это был вопрос времени.
А затем безволосый закричал, и в этом крике звучала обида на весь мир. Кончалась его такая недолгая жизнь, и исправить ничего уже было нельзя. Острия мечей коснулись черной кожи, двинулись дальше. Выступили первые капли крови, тут же превратившись в целеустремленные струйки. Момент, когда лезвия пронзили кожу и коснулись мышечных тканей, остался Куртом незамеченным. Он навалился на мечи всем своим весом. Крик, что рвался из горла поверженного гладиатора, превратился в жуткий, надрывный вой. Он летал над ареной, отражался от стен и норовил вырваться за пределы купола. Но скоро превратился в тихое бульканье. Клинки раздвинули ребра и вонзились в легкие. Кровь мгновенно затопила все полости и рванулась дальше, по носоглотке. Изо рта и ноздрей показались алые струйки. Глаза закатились, показались блестящие в солнечном свете белки.
Считаные мгновения спустя все было кончено.
Курту больше не было нужды держать запястья противника. Руки, а также ноги безволосого сотрясала конвульсивная дрожь. Сандалии поднимали миниатюрные песочные бури.
Поднявшись на ноги, Волк посмотрел по сторонам. Толпа безмолвствовала, потрясенная увиденным. На “волчонка” уставились десятки любопытных, озадаченных глаз. Некоторые глазели на тело, из груди которого торчали две рукояти изогнутых мечей. Сострадания в их глазах, однако, было немного. Курт его, во всяком случае, не разглядел.
А потом последовали традиционные аплодисменты.
Целых девятнадцать дней ничего необычного не происходило.
Волк даже успел заскучать.
Слава его тем временем крепла, с каждым днем обрастая все новыми нелепыми подробностями Казалось, в Клоповнике не осталось никого, кто бы не слышал о победах Волка-метаморфа. Порой Курту думалось, что его именем местные мамаши стращают непослушных детишек (и в этой догадке он был недалек от истины). По утверждениям обитателей Подворья, которые имели какие-никакие контакты с окружающим миром, персона Волка становилась все колоритнее. В частности, народная молва успела наградить любимца без малого двенадцатифутовым ростом, когтями, похожими на мясницкие ножи, клыками, как зубцы у садовых граблей, и глазами, словно полицейские прожектора. Отчасти слышать об этом было забавно.
Курт Страйкер в некотором роде превратился в легенду местного значения, ибо при жизни стал персонажем того самого пресловутого городского фольклора. Такой чести до него удостаивались немногие— два-три гладиатора, отошедшие в мир иной каким-то интересным способом, прославившиеся кое-чем главари уличных банд, наемные убийцы, прозаичные мясники, террористы, буйные безумцы, грабители банков, Таран, Лысый Хью — во многом благодаря помощникам, которым по праву принадлежали две трети его сомнительных заслуг, — а также, разумеется, сам Король — негласный (впрочем, это с какой стороны поглядеть) глава преступного (иного здесь попросту не было) дна Клоповника. Слава предыдущих носителей этого уникального прозвища досталась ему по наследству, прибитая к спинке трона семидюймовыми гвоздями (на них, по слухам, во время правления особо “милосердного” персонажа болтались головы подосланных к нему убийц). В галерее этих портретов Волк занял особое место. Ему никто не завидовал, им любовались издали. Ближе Хэнк Таран просто-напросто не подпускал, но и сам не приближался.
Жизнеописание Курта также получило массу всевозможных трактовок, ведь в Клоповнике знали, что никто пока не родился гладиатором. Высказывались всевозможные версии — от искусственного появления Волка на свет в какой-то нелегальной лаборатории и до самого естественного, из утробы обычной женщины (эта гипотеза, как правило, пересекалась с мистическими и сверхъестественными “сведениями”). И в то же время никто из досужих мыслителей, судя по всему, не догадался связать появление “волчонка” с не столь давними событиями на техническом уровне Улья…
Ну и что, что Курт — всего-навсего последний из Стаи? Это ж совсем неинтересно. Гораздо интереснее гадать, благодаря какого рода воздействию мог родиться данный уникум.
Таран же умело хранил свои секреты.
Для его бизнеса, в конечном итоге, оказалось крайне благоприятным то обстоятельство, что Волчье племя наконец получило долгожданную амнистию. Друroe дело, что выходить из подполья казалось некому, во всяком случае в Мегаполисе. Курт подозревал, что и в других городах под куполами также. Мировое сообщество осознало свой промах именно тогда, когда это уже не влекло практически никаких последствий, если не считать прочувствованного сотрясения воздуха с высокой трибуны.
Сделано, господа присяжные заседатели. На эксперименты с геномом наложен мораторий — до лучших времен, когда скелеты последних Волков будут украшать музеи ДНК. А пока, если даже кто-то уцелел, он вряд ли сумеет приспособиться к новым условиям. Волки умеют только прятаться и выживать. Амнистию, после долгих десятилетий гонений и пыток, они наверняка восприняли как хитроумный трюк безволосых, чтобы заманить их в капкан. Троянский конь в овечьей шкуре.
Курт с отчаянием думал о том, что, может быть, кто-то из его сородичей жив, может, даже существует настоящая Стая и обитает где-то неподалеку, а он никогда об этом не узнает. Волчье племя СЛИШКОМ ХОРОШО научилось прятаться и выживать. Его собственная Стая до сих пор была бы, наверное, цела, сыта и невредима, если бы не самонадеянная глупость одного молодого Волка, вызванная болезнью сестры… Стоила ли ее жизнь таких страшных последствий? Курт задавал себе этот вопрос ночь за ночью, но так и не нашел ответа. Порой ему казалось, что — нет, но через мгновение он понимал, что ничего бы не изменил, повторись все сначала.
Порой ему казалось, что его направляла некая таинственная целеустремленная сила, которая разглядела за “волчонком” смутное предназначение. И эта самая сила обладала собственными сознанием и волей, а еще правом творить с подопытным все, что заблагорассудится. А Волк хотел лишь отомстить. В этом, как он подозревал, его устремления и цели загадочной силы совпадали.
И это пугало его больше всего. Потому что путь мог оказаться слишком долгим.
Таран тем временем не находил себе места.
Все вышло не вполне так, как он предполагал. Страйкер и его уникальные возможности! Тренер гладиаторов поставил перед собой одну-единственную цель — “воспитать” идеального бойца. На пути к этой цели он не жалел сил, времени и средств, почти махнув рукой на остальных подопечных. Однако, когда цель уже можно было, так сказать, потрогать руками, все обернулось не совсем так, как ожидалось.
Хэнка терзали совсем иные заботы, нежели его мохнатого пленника.
К примеру, где найти идеального противника для идеального бойца?
Клоповник быстро исчерпал свои ресурсы. Джо Клинок попал впросак исключительно по собственной неосмотрительности, что, в свою очередь, было вызвано недостатком информации. Хэнк Таран был никак не склонен недооценивать свою гениальность, благодаря которой давнишний враг угодил в ловушку.
Двое других, чернокожий и тот, с моргенштерном, были практически не в счет. “Волчонок” справился с ними играючи, даже не запыхавшись. И наверняка одолел бы их еще раз, одновременно или по очереди. Это было слишком легко, что толпа сразу почувствовала.
А эта капризная, избалованная и строптивая дама терпеть не может, когда ее любимцы слишком предсказуемы. Еще больше она не любит разочарований.
Любимец не подвел, потому как подобного исхода ожидали практически все, за исключением горстки упрямцев, которые мечтали увидеть, как кишки метаморфа будут размазаны по арене. Они проиграли. Их деньги были поровну разделены между теми, кто сделал верный выбор. Этой суммы, конечно, было недостаточно, чтобы остались довольны совершенно все. А Таран изо всех сил старался убедить себя, что
