из-за той штуки, которая лежит в лесу? От нее что-то такое исходит... Какой-то треск, как от электробритвы «Агидель», когда бреешь трехдневную щетину. Думаю, это она...
Он увидел, как закаменели лица Севастьянова и Плиевой. Повисла напряженная тишина, слышно было, как на улице, за пологом палатки, дышит капитан Некрасов.
– Какой штуки? – вкрадчиво спросил Севастьянов.
– Товарищ подполковник... Виноват, генерал... – укоризненно сказал Ластычев. – Теперь уже я вам не верю. Ведь это из-за нее развалилась такая сучья – пардон, мадам! – свадьба.
– Ты ее видел?
– Сподобил Господь...
– И ты можешь отвести к этому месту? – Серые глаза генерала кололи Ластычева, как спицы, но он был только рад, что увел разговор в сторону от автомата.
– Конечно. Если бы вы знали, сколько я зарабатываю на лисичках!
– На каких лисичках, Боря? – насторожился Севасть янов. – Что ты несешь?
– Ну, тут каждое лето собирают грибы. Лисички особенно ценятся. Их увозят в Калугу, а оттуда, говорят, продают аж в саму Японию. А японцы делают из них какую-то целебную хрень. Что-то ею потом мажут, вот, наверное, мадам в курсе, что можно мазать... Так я – чемпион по лисичкам. Каждый день – по три-четыре килограмма. А килограмм, между прочим, шестьдесят рублей. Если повезет – возьмут и по семь десят. Вы, кстати, учтите на будущее. Для пенсионера – идеальное занятие. Целый день на воздухе, на природе... Замечательно. Я покажу вам грибные места. Мы их тут...
– Я учту, Боря, – остановил его Севастьянов. – Ты можешь показать это место?
– Конечно («лишь бы вы меня больше не спрашивали про автомат...»).
– И все-таки, – с иезуитской улыбкой сказала Плиева. – Откуда вы взяли оружие?
«Ну вот, началось, – пронеслось в голове у Ластычева.-
Рано или поздно сказать придется. Интересно, они уже доплыли до Тарусы?»
– Не тяни, Боря. Мы должны это знать, – с мягким нажимом сказал Севастьянов.
– Ох... Ну ладно. Правда, не знаю, поверите вы мне или нет...
– Мы подумаем, – пообещала Плиева.
Взгляд, брошенный на нее Ластычевым, красноречиво говорил: «Лучше бы ты подумала о лисичках и о том, что будешь ими мазать...»
– Ну, там...
Он не договорил. Полог палатки распахнулся, и на пороге возник Некрасов.
– Товарищ генерал! – немного возбужденно сказал он. В руке капитан держал бинокль. – Кажется, все!
Севастьянов вскочил, оттолкнув складной табурет. Плиева рванулась за ним.
«Нет. Это еще не все. Все только начинается», – почему-то подумала она.
Вопрос об автомате временно отошел на второй план. Ластычева это устраивало. Он в который раз похлопал себя по карманам. Сигарет не было.
Москва. Строгино.
Елена Рудницкая подошла к двери, ведущей в комнату сына, и постучала.
– Сержик! Ты долго собираешься занимать телефон? Ведь могут звонить папа с Ваней.
– Сейчас, мам! Еще минуточку!
Видимо, мамино кино уже кончилось. А Ваня до сих пор не выходил на связь.
Сержик бросил взгляд в правый нижний угол экрана: прошло почти полтора часа. Странно, они пролетели быстро, незаметно.
«А может, с ним что-то случилось?»
– Сейчас, мам!
На него будто напало оцепенение, все эти полтора часа он сидел и, не отрываясь, смотрел на монитор. «Бесцельно терял время».
Для Сержика это было самым страшным. Бесцельно терять время – что может быть хуже? Он еще не был совсем взрослым, поэтому не соотносил бесцельно потерянное время с невозвратно ушедшими часами жизни, нет, он думал по-детски, отождествлял время с деньгами, которые можно было потратить на ту или иную веселую штуку.
Только с годами начинаешь понимать, что, если не успел потратить время – значит, потерял его навсегда. Время нельзя запасти впрок.
Он положил руки на клавиатуру, пальцы побежали, отталкиваясь от клавиш.
«Рыцарь Белой Луны, что с тобой? Что с лапой? Где вы? Сержик».
Экран монитора, довольно усмехнувшись, проглотил короткие слова и застыл, словно издеваясь над мальчиком: «Ну-ка, посмотри, дождешься ли ты ответа?»
Внезапно Сержик понял причину своего долгого молчания. Он не писал Ване, потому что боялся все разрушить. До того он только отвечал ему, ПРИНИМАЛ ИГРУ, но опасался испортить ее своим неосторожным вмешательством. И минуты ожидания превратились в долгие часы. Неужели все это ему только привиделось, приснилось? Неужели этого ничего нет? Или – что еще хуже – он не смог понять правила игры? Казалось, он уже обрел ВЕРУ, но ведь этого мало – обрести ВЕРУ? Потому что обретение – это не значит понимание, приятие, ВЕРА обязательно должна пройти испытание, и, наверное, полтора часа томительного ожидания как раз и были тем самым испытанием его маленькой ВЕРЫ – он не отключал компьютер и не отвлекался ни на что, он сидел и ждал. Потому что ВЕРИЛ.
И сейчас должно было все решиться.
На экране стали проступать слова.
«Пожалуйста, заберите нас. Мы с папой в Тарусе».
И ниже – приписка. Слова, которые он неоднократно слышал от отца. Слова, которые Рудницкий-старший повторял, как заклинание, до тех пор, пока они не въелись в каждого из них, пока они не связали их всех четверых прочнее любого цемента.
«У НАС ВСЕ ХОРОШО».
– Мама! – Сержик не стал подводить курсор к кнопке «Пуск», не стал дожидаться, пока компьютер подготовится к выключению, он просто выключил его из сети, как обыкновенную лампочку – вещь, которую в других обстоятельствах он бы себе ни за что не позволил. – Мама! Собирайся! Мы едем в Тарусу!
Он выскочил в коридор, схватил куртку и стал натягивать ботинки. Когда-то, читая Библию (он ее читал, как обычную книжку, как длинную сказку с не очень-то хорошим концом... но ведь хороший конец – вещь слишком условная, а что, у Андерсена в «Русалочке» в финале все поют и пляшут, «они жили долго и счастливо и умерли в один день»?), он понял одну важную мысль, заключенную в ней, – настоящая ВЕРА способна творить чудеса: двигать горы и поворачивать время вспять.
И сейчас произошло что-то похожее, мама, увидев его поспешность и решительность, не стала всплескивать руками, долго и нудно обо всем расспрашивать, вертеться перед зеркалом, причесываясь и накрашиваясь – она бросилась в свою комнату, скинула халат и стала одеваться.
