же восстанавливалась снова. Я не рисковал одновременно запускать в телепортаторы сразу несколько частей себя, опасался, что мозг не справится с нагрузкой. Перегруппировка сил заняла чуть больше четырех минут, и все стало готово к решительным действиям.
Сам я так и не отважился подвергнуться телепортации, я не был уверен, что смогу сохранить целостность телепатической сети, если телепортируюсь сам. Я шел к цели пешком и потому достиг ее последним.
Я открыл дверь, на ней не было никаких видимых замков, но я знал, что открыть ее могут очень немного существ, вряд ли больше пятидесяти во всей вселенной. К счастью для меня и к несчастью для того, кто прятался за дверью, Солсвиве входил в их число.
Закрыв за собой дверь, я вступил в телепортационную кабину, а затем наступила полная темнота. Если бы я не знал, где окажусь, я бы испугался.
— Я пришел говорить с тобой, Рваямм! — крикнул я.
Можно было не кричать, а обратиться к этому существу мысленно, но мне хотелось производить как можно больше шума.
«Чего орешь? — раздалось в моем сознании. — А… а…»
Сообразил, гад, кто к нему в гости пожаловал.
— А… а… ага! Открой мне свою душу, тварь, или ты не проживешь и минуты!
«Ну и аппетиты у тебя. И в скромности тебе тоже не откажешь. Лучше рассказывай, кусок слизи, как ты сумел проникнуть так далеко. И если ты не опорожнишь свою душу быстро и полностью, ты не проживешь и десяти секунд».
Рваямм не блефовал, сейчас я находился во внутренней полости его тела, из стенок которой в любой момент мог ударить фонтан серной кислоты или, скорее, какого — нибудь цианида. Для колониалов того вида, к которому принадлежит Рваямм, цианиды неопасны, а вот любую кислородную жизнь с тяжелыми металлами в крови они убивают моментально.
Пока Вудсток не поделился со мной информацией, я никак не ожидал, что мозговым центром нападения на Землю окажется неподвижный мясистый шар почти пяти метров в диаметре, подключенный к стационарной системе питания. Сбываются бредни писателей — фантастов, начиная с Уэллса, — судьбы миров решает мозг в банке, лишенный нормального тела. Ничего, мы скоро восстановим справедливость.
Я ничего не сказал в ответ, а просто выдал короткую мысленную команду, и где-то далеко по электрическим проводам побежали кодированные сигналы. Краны, регулирующие подачу питательных растворов в тело Рваямма, один за другим начали закрываться.
Я дождался, когда мой собеседник прочувствует трагизм ситуации, и сказал:
— Ну что, мешок с дерьмом, поспорим, кто из нас быстрее сдохнет?
«Ты, — отозвался мешок с дерьмом. — В любом случае ты сдохнешь быстрее».
— Ну-ну.
Я поудобнее уселся на слизистую поверхность и многозначительно замолчал. Сейчас Рваямму станет по-настоящему хреново, и тогда с ним будет проще разговаривать.
«Долго придется ждать, — заметил Рваямм. — Мое тело сохраняет автономность более суток. Тебе придется разговаривать сейчас, хочешь ты этого или нет».
Я не ответил на его слова, я ждал продолжения. И оно не заставило себя ждать.
«Очень рискованный ход, — сказал Рваямм. — Ты надеешься, что барьер, ограждающий изолированную зону, задержит охрану, но полагаешь, что сам сможешь его пробить, когда потребуется. Ты очень самонадеян».
— Я самонадеян в меру, — заявил я. — Ты еще не понял самое главное. Бомба взорвалась.
«Какая бомба? Гипертрофированное вегетативное сознание, битком набитое ненужными знаниями, но лишенное свободной воли?»
— Оно не лишено свободной воли. Это нормальный разум, куда более нормальный, чем ты.
«Позволь с тобой не согласиться. Но я полагаю, ты пришел сюда не затем, чтобы вести споры о степени разумности разных биологических видов. Что тебе нужно?»
— Прекратить войну.
«Мы не воюем с варварами».
— Мы не варвары. Разве ты еще не убедился в этом?
«Вы варвары. Вы почти сумели стать рукой, которая метнет бомбу, но это не придало вам цивилизованности. Вы по-прежнему варвары».
— Я не намерен сейчас выяснять, кто варвар, а кто нет. Ты — один из тех, кто приказал стереть мой город с лица Земли.
«Я не участвовал в этой операции».
Он лгал, это было очевидно. Рваямм никогда не учился лгать правдоподобно, раньше ему это не было нужно, а теперь потребовалось, но, как говорится, поздно пить боржоми.
— Ты лжешь. Ты хотел, чтобы люди стали варварами в действительности, а не только в твоем воображении. Но у тебя ничего не выйдет.
«Допустим. Ты забрался сюда, чтобы сообщить мне только об этом?»
— Нет. Я пришел преподать урок. «Преподавай».
— Урок не тебе, а тому, кто займет твое место, когда ты умрешь.
«Случится это не скоро».
— Это случится скоро.
Я отдал мысленную команду другим участникам сети управления боем, а затем в дело вступила часть Вудстока, обитающая в моей душе.
Я так и не понял, что произошло. Изолированная зона, в которой я находился, не перестала быть изолированной, но я вдруг оказался на планете Сорэ в большой комнате, заставленной одинаковыми топчанами, я сидел на одном из них, а рядом была женщина — эрп, которую звали Дашей. Я не видел, что происходит на Нисле, но я знал, что в том месте, где я только что был, земля сотрясается от многочисленных взрывов, огненные валы проносятся по коридорам офиса, а бесформенная тварь по имени Рваямм сотрясается от деструкторного излучения, источником которого вдруг стал яхр по имени Солсвиве. Каким-то образом Вудсток сумел внести изменения в ту часть души Солсвиве, которая была вытеснена моей душой, и Солсвиве больше не существует как личность, сейчас он просто живой деструктор, убивающий все вокруг себя. Минуты через две разрушение затронет несущий каркас внутренней полости, и тогда Солсвиве тоже погибнет. Мне его совсем не жалко, ведь за те минуты, что я провел в его теле, я успел понять, что это он отдал команду на пуск тех ракет с американской подводной лодки. Он получил то, что заслужил, и достаточно о нем.
— Все, — сказал я. — Кажется, мы победили. Пошли обратно.
21
Небо над Москвой выглядело сюрреалистически. Гигантская стратосферная буря в основном улеглась, небо расцвечивали жалкие остатки той энергии, что бушевала в нем час назад. Но зрелище все равно впечатляло. Мерцающие полосы были похожи на радуги, но обычно в небе не бывает так много радуг одновременно и они не мельтешат так хаотично. Мелькнула безумная мысль: если бы эта атака произошла ночью — было бы еще красивее.
На проспекте Вернадского была пробка в сторону МКАД. Она появляется каждый вечер, но сейчас это была совсем другая пробка. Джипы сплошным потоком перлись по тротуару, между ними попадались и обычные машины. Основная часть автомобилей гудела и нервничала, водители выходили из машин, отчаянно всматривались вдаль, размахивали руками и ругались. На перекрестке кто-то в кого-то въехал, там творилось настоящее безобразие. На светофор никто внимания не обращал, а регулировщика на перекрестке не было. Надо полагать, менты покинули Москву в числе первых.
— Сколько сейчас рентген в час? — спросил я у человека, который вывел меня из подвала, —
