— Медсестра, — подтвердила она. — Лежи спокойно, тебе еще рано разговаривать.
— Где я?
— В реанимации. Тихо лежи, я сказала.
— Сколько я здесь?
— Третий день.
Она встала и скрылась из виду, только пола халата не которое время маячила на краю поля зрения. У меня оставалось еще много вопросов, но я решил последовать мудрому совету. Медсестра права, мне не стоит разговаривать, каждое произнесенное слово причиняет боль, которая накапливается в груди и вместе с ней накапливается тяжесть, как будто выкурил пять беломорин подряд. Скоро эта тяжесть прорвется кашлем… не дай бог! Кашлять в моем положении смерти подобно.
В воздухе запахло ментолом и чем-то травяным. Тяжесть в груди начала рассасываться, и я понял, что приступ кашля переносится на неопределенный срок. Вот и хорошо. Интересно, откуда этот запах?
«Опасность! — прокричал голос в моей голове. — Необходимо немедленное физическое перемещение. Необратимые изменения начнутся через десять секунд».
Какие изменения? В чем?
«Необратимые. В организме. Девять секунд».
Кажется, голос не шутит. Наверное, и в самом деле лучше не рисковать и свалить куда — нибудь по-быстрому. Но только куда?
7
Во вселенной не было ничего, кроме меня и моих внутренних ощущений, которых тоже не было. Я был абсолютно пассивен, я висел в пустоте, в которой ничего не происходило, потому что не было ничего, что могло происходить, да и самой пустоты тоже не было.
Но вот в пустоте появилась первая вещь, и я понял, что это мое дыхание. Я дышу равномерно и глубоко, давящее чувство в груди бесследно исчезло, мои легкие больше не прострелены, их больше вообще нет. Легких нет, а дыхание есть, странно, не правда ли?
Я осознал себя, я понял, что мыслю, а следовательно, существую. Разум состоит из двух уровней: на высшем — сознание, а на низшем — глубокий сон. Сейчас я нахожусь на низшем уровне.
Невидимая сила толкает наверх. Я был неправ, уровней не два, их намного больше, их число бесконечно, внутреннее пространство души образует неисчерпаемый континуум, по которому я поднимаюсь, и с каждым квантом пути что-то меняется. Я не могу сказать, что меняется и где, внутри меня или вовне, сейчас эти понятия неразличимы.
Давление ослабевает, теперь я могу управлять всплытием. Я осматриваюсь по сторонам и понимаю, что могу видеть.
Со всех сторон нависает серая пустота, лишь один предмет нарушает ее однообразие. Это большой шар, угольно — черный и одновременно сверкающий. Я не чувствую исходящей от него угрозы, но на этом уровне мне почему-то некомфортно. Я поднимаюсь выше.
Серое становится черным. В первую секунду темнота абсолютна, затем я начинаю различать более темные и менее темные участки, попадаются даже фрагменты, которые темнее абсолютной тьмы, я понимаю, что это невозможно, но я вижу их своими глазами, нет, не глазами, глаз нет, но я все равно вижу. А может, и не вижу, не знаю, можно ли употреблять слово «вижу» в отношении того, что я чувствую. Каким-то образом я их ощущаю, а каким именно — кого это волнует?
Один из сверхтемных участков привлекает мое внимание. Он идеально круглый и в отличие от остальных равномерно пульсирует. Я подплываю к нему, чтобы рассмотреть поближе, что в нем необычно.
«Открой глаза», — говорит кто-то в моей голове, это не Сеть и не Вудсток, это кто-то третий.
Я открываю глаза, и ничего не меняется. Та же самая неравномерная тьма и ничего, кроме нее.
«Никогда не видел такой черной души», — сообщает голос.
Я обижаюсь.
— Почему это моя душа черная? — спрашиваю я. — Да кто ты такой, вообще?
«Не знаю, — говорит голос. — Но хотел бы узнать».
— Так узнай! — восклицаю я.
«Я попробую, — говорит голос. — Закрой глаза».
Я закрываю глаза, и снова нет ничего, кроме дыхания. Я дышу, и каждый вдох чуть — чуть короче предыдущего, а каждый выдох чуть — чуть длиннее. Какая-то нематериальная субстанция покидает меня с каждым выдохом, но я не становлюсь слабее.
И тут я понимаю, что вокруг меня снова материальная Вселенная. Я открываю глаза.
Я нахожусь в своей собственной квартире, лежу на кровати, меня окружает привычный интерьер единственной комнаты моей московской квартиры, но что-то в нем необычно, я не сразу понимаю, что именно. А потом понимаю, что в комнате больше нет ни двери, ни окна, все четыре стены равномерно оклеены обоями.
— Что это? — спрашиваю я.
«Безопасное место, — отвечает голос. — Ты искал безопасное место?»
— Искал.
«Вот и нашел. Расслабься и ощути безопасность и уверенность».
— Что это за место?
«Убежище. Ты можешь оставаться здесь столько, сколько необходимо. Здесь тебе ничто не грозит».
— Что это за планета?
«Это не планета, это Убежище».
— А ты кто такой?
«Я хранитель этого места».
— Ты разумное существо или машина? Долгая пауза. Наконец голос констатирует с сожалением: «Я не могу выразить корректный ответ в твоей системе понятий».
— Жаль.
«Мне тоже жаль».
— Значит, ты разумное существо. Машины не могут испытывать эмоции.
«Ты не прав».
Ну и ладно. Мне нет дела до того, может ли машина испытывать эмоции, есть заботы и поважнее.
— Здесь есть терминал? — спрашиваю я. «Конечно».
— Где?
«Везде. Тебе необходима визуализация?»
— Необязательно. Я могу обратиться к Сети прямо сейчас?
«Конечно».
Я посмотрел в потолок и представил себе, что терминал находится где-то над люстрой.
