— Док! — взорвался Шериф. — У меня нет ответов на все вопросы. А на ЭТОТ вопрос я ищу ответ уже десять лет, и пока — безуспешно.
— Шериф! — теперь уже рассердился Пинт. — Мне это надоело! Вы словно играете в преферанс с болваном: кто вистует, тот и поднимает лишние карты. Расскажите наконец, что случилось десять лет назад. Вы все ходите вокруг да около, словно боитесь переступить какую-то черту!
Он подошел к Баженову вплотную.
— Почему ОН повесил девочку? Ведь с этого все началось? — Слова никак не шли у него с губ, но Пинт понимал, что должен их произнести, иначе этот замкнутый круг никогда не разорвать. Иначе они так и будут что-то недоговаривать. — Почему он повесил… Лизу Воронцову? И что произошло потом?
Шериф кивнул.
— Да. Ты прав — все тянется оттуда. Пошли, расскажу историю до конца. Выйдем через заднюю дверь, не прыгать же снова через окно.
Пока Шериф возился с дверью, Пинт обратил внимание на то, что стекло на полке, где лежали игрушки, разбито. Плюшевые медведи, оловянные солдатики, куклы и переводные картинки валялись как попало. Полка находилась немного в стороне, и ее не могли разбить случайно, во время драки.
Он хотел подозвать Шерифа, но потом решил, что это не важно. Не так уж важно.
Что такое кража копеечной игрушки по сравнению с двумя трупами? Вряд ли стоит придавать этому- большое значение.
Шериф наконец справился с замком, и Пинт обрадовался возможности покинуть магазин, выйти на свежий ночной воздух, хотя и знал, что где-то там их может поджидать безжалостный убийца.
Тамбовцев плотно запер дверь за Шерифом и Пинтом. Конечно, было бы спокойнее запереться всем вместе, занять круговую оборону, но ведь кто-то должен был остановить ЕГО? Кто, если не Шериф? И, конечно, Пинт. Его никак нельзя было сбрасывать со счетов.
Он поднялся в ординаторскую. Там по-прежнему стояло ружье Ружецкого, прислоненное к столу. Тамбовцев взял ружье — за отпечатки пальцев теперь можно было не беспокоиться, не до того — разломил его и положил на стол.
Перед уходом Шериф сунул ему коробку патронов. Он знал, что из Тамбовцева стрелок никудышный, в случае чего и в дверь попасть не сможет, но зато грохот выстрелов будет слышен на другом конце города, и Шериф поймет, что надо срочно возвращаться. От Тамбовцева требовалось только одно — подать сигнал. И постараться продержаться до тех пор, пока не прибудет подмога.
Тамбовцев сунул патроны в стволы, но закрывать ружейные замки не стал — боялся, что эта адская машина выстрелит сама собой. Ружье так и лежало на столе, разломленное пополам.
Он подумал, что неплохо бы принять успокоительных капель, которые хранились у него в сейфе, но взглянул на ружье и отбросил эту мысль: тут не до капель. Выпьет он потом, когда все закончится. Ух как выпьет!
Тамбовцев закрыл дверь ординаторской на замок и пошел по коридору.
Ружецкий лежал на кушетке и мирно посапывал. На полу перед ним стоял пустой тазик.
«Ну ладно, хоть с этим все нормально», — отметил про себя Тамбовцев и отправился на поиски Лены.
Лена всегда была странной девочкой. Похожая на Лизу как две капли воды, она сильно отличалась от нее характером.
Задумчивая, мечтательная, всегда погруженная в себя. Когда Тамбовцев приходил к ним в гости, Лиза бежала встречать его первой, а Лена могла не появиться и через полчаса.
Лиза больше играла, ей было тесно за низким забором, окружавшим их дом-развалюху, она все время норовила убежать, и, если бы не постоянное внимание со стороны матери, так бы оно и случилось. А Лена больше читала, пеленала кукол, лечила их, и вообще, она была тише и незаметнее.
Тамбовцев иногда думал, что именно Лизина непоседливость стала причиной трагедии, случившейся десять лет назад. Если бы она тогда не вышла к незнакомцу…
Если бы… Что теперь об этом гадать… Какой прок в гаданиях?
Сейчас главным было другое: там, за стеной, в ночной темноте разгуливал ОН. Шериф с Тамбовцевым всегда называли его ОН, и оба прекрасно понимали, о ком идет речь.
Эта история связала общей тайной всех жителей городка, но ее настоящий конец знали только Тамбовцев и Шериф. Знали — и молчали, будто узнанное навеки запечатало им рты. Так оно и было.
Не трожь лихо, пока оно тихо.
Но сейчас Тамбовцев надеялся, что Шериф расскажет обо всем Пинту. Обо всем — до конца. Просто обязан рассказать, ведь Пинт — человек не случайный. Он читает ЗНАКИ. Иначе… им без него не справиться.
— Лена! — громко окликнул Тамбовцев. Он не опасался разбудить Ружецкого, скорее наоборот, — опасался, что не сможет его разбудить, когда это потребуется.
Лена возникла перед ним внезапно, как привидение.
Она молча стояла и ждала, что скажет Тамбовцев.
— Фу! Напугала ты меня, девочка! Давно мы с тобой не виделись. Живешь, как затворница, одна- одинешенька. В город не выходишь, старика лишний раз не навестишь. Пойдем, расскажешь мне, старому дурню, что здесь происходит. — Он нежно обнял девушку за талию и повел в ординаторскую.
Там он усадил ее в свое старое кресло с обшарпанной дерматиновой обивкой, сам сел напротив. Лена опасливо покосилась на ружье. Тамбовцев подвинул его поближе к себе.
— Не бойся, это так… На всякий случай, — сказал он, не зная, кого хочет успокоить этими словами — ее или себя. — Леночка… Ты можешь со мной поговорить?
Он знал, что от Лены порой нельзя было добиться ни слова. Она словно уходила в себя и не хотела возвращаться, наверное, там, где она находилась в такие моменты, было спокойнее. А может, она видела мать? Или сестру? Кто знает? Лена об этом никогда никому не рассказывала. Даже Тамбовцеву.
Но сейчас она тихо кивнула, и Тамбовцев понял, что эту возможность упускать нельзя. Он старался говорить тихо и плавно, будто переходил быструю неглубокую реку вброд, боясь наткнуться на острый камень:
— Леночка… Ты знала о том, что ОН вернулся? Да? Ты же сказала доктору… Ну, тот человек, который привез тебя сюда вместе с Кириллом — это наш новый доктор, Оскар Пинт…
— Он читает ЗНАКИ, — ровно, без выражения, сказала Лена.
— Да, да, — подхватил Тамбовцев. — Он поэтому и приехал сюда, в Горную Долину. Так ведь? — Он подождал, но ответа не последовало. Тогда Тамбовцев потихоньку двинулся дальше: — Ты ему сказала про ОПАСНОСТЬ. Откуда ты узнала об этом?
— Я знаю. ОН вернулся. — Девушка стала разматывать тряпку на шее.
— Что ты делаешь?
Тамбовцев попытался ее остановить, но движения девушки становились все более и более резкими, от былой плавности и медлительности не осталась и следа. Лена сняла последний виток и отбросила тряпку в угол.
— Боже! — Багрово-синюшная косая борозда перечеркивала тонкую девичью шею, как… Как след от веревки. Однажды он уже видел такое. Десять лет назад.
— ОН вернулся, — повторила Лена, прикоснувшись к страшному следу.
— Откуда у тебя это? — Раньше у Лены не было этой борозды. Он готов был поклясться чем угодно, что борозды раньше не было.
Когда-то Тамбовцев прочел о стигматах — ранах, появлявшихся на теле фанатично верующих людей. Эти раны повторяли те, что были нанесены две тысячи лет назад римской солдатней одному человеку по имени Иисус: кровоточащие дырки на запястьях, щиколотках и на лбу. Видимо, и с Леной случилось то же самое. Это было очень похоже на стигматы — странгуляционная борозда, появившаяся на Лениной шее в точности повторяла такую же, которая была у Лизы.
Тамбовцев хотел протянуть руку и аккуратно дотронуться до багровой полосы, успокоить девушку легким прикосновением, и не смог… Он только едва кивнул:
— Давно это у тебя?..
