— Да, — через силу выдавил Волков. — Конечно, хочу. Но… меня здесь заперли…
— Тебя не пускает мама? — возмутился мужчина. Волков криво усмехнулся:
— Скорее, папа… Запер меня здесь и забрал ключи. Мужчина покачал головой:
— Ай-яй-яй! Как нехорошо — запирать детей. Тем более без воды.
Волков насторожился:
— Без воды? Я не говорил, что он запер меня без воды.
— Ха-ха! Ты глупый, да? Это и так понятно. Если бы у тебя была вода, ты бы не стал ее пить из унитаза. Туда ведь обычно писают. Так ведь?
— Так… — Волков потупился.
— Не переживай! Я тебя выпущу. А ты со мной за это поиграешь. Договорились? Волков угрюмо кивнул:
— Договорились. Во что будем играть? В «войну»? В «казаки-разбойники»? В «двенадцать палочек»?
Мужчина-мальчик подмигнул ему и залился счастливым смехом:
— Нет! Мы будем играть в «убей папочку»! Это ведь нехорошо — запирать детей без воды. Дети не должны пить из унитаза. Никогда! Там могут быть микробы, «конский волос» или… Или даже какашки… — Он смущенно оглянулся, втянув голову в плечи: не слышал ли его слова кто-нибудь из взрослых. Потому что если слышал, то ему обязательно попадет.
Волков заскрипел зубами от злости.
— Ты готов убить папочку? — вкрадчиво произнес мужчина-мальчик. — Готов?
— Да, — процедил Волков. — Еще как готов!
— Тогда выходи! — Мужчина подошел к решетке и положил руку на замок.
Волков, как зачарованный, не сводил глаз с его руки.
Замок был сделан в виде плоской коробки из толстых листов железа. По краям он был проклепан, и Волков не представлял, как его можно сломать. Не то что рукой — ломом.
Мужчина крепко обхватил коробку замка и уперся в нее большим пальцем. Затем он сильно напрягся: мышцы раздулись, и одежда на нем треснула по швам с сухим отрывистым звуком. Но когда Волков присмотрелся, то увидел, что треснула не только одежда. Он закричал — от страха и отвращения.
Большой палец мужчины переломился пополам и торчал под прямым углом к ладони.
Мужчина-мальчик уставился на свою руку, глупо хихикнул:
— Немножко не рассчитал.
Пальцами левой руки он схватил торчащий отломок и принялся его вертеть, все быстрее и быстрее. Затем резким движением оторвал сломанный палец и бросил его через решетку Волкову:
— Держи! Этим ключиком я открыл тебя!
Палец ударился Волкову в грудь, отскочил и упал на пол. Волков в ужасе смотрел на него, не в силах отвести глаз. Потом он взглянул на замок.
Аккуратная металлическая коробка погнулась и выглядела так, словно ее кто-то жевал. Зато теперь язычок замка вышел из гнезда, и решетчатая дверь приоткрылась.
Волков подумал, что лучше бы ему остаться в камере. Он совершенно не хотел никуда идти со странным мужчиной. Камера вдруг показалась ему такой гостеприимной и уютной, несмотря на небольшие проблемы с водоснабжением. Это ведь — пустяки. Это можно пережить.
Мужчина-мальчик потянул дверь на себя, она отворилась с протяжным скрипом.
— Ты что, передумал со мной играть? — с угрозой спросил он.
Волков молча помотал головой. В горле у него снова все пересохло, и он не мог издать ни звука.
Он бросился в угол и упал на колени перед белым лотком. Его вырвало.
— Фу, какой ты… скучный. — В голосе мужчины слышалось разочарование. — Ничего, я помогу тебе.
Он закрыл глаза и принялся шевелить губами, западавшими, как у старика, в пустой беззубый рот. Затем поднял правую руку и пошевелил пальцами. Короткий обрубок, из которого сочилась черная слизь, двигался вместе с остальными.
Волков услышал вибрирующее гудение в голове. Мучительные спазмы, сжимавшие желудок, прекратились. Во всем теле появилась легкость и сила. Он давно уже не чувствовал себя так хорошо. Постепенно все мысли уходили на задний план, словно что-то выдавливало их из черепной коробки. Осталась только одна, зато самая яркая. Он думал об этом весь сегодняшний день. В сознании эта мысль была неразрывно связана с жаждой. Сильной жаждой, от которой можно избавиться только одним способом: сделать то, чего от него ждут.
Волков вскочил на ноги. Он улыбался.
— Пошли! — закричал он. — Поиграем! Черт возьми! Мне нравится эта игра!
Он выбежал из двери, не оглядываясь.
Микки усмехнулся и направился за ним.
С крыльца участка Волков увидел знакомый милицейский уазик, таранящий ворота дома Баженовых. Он ударялся в прочные ворота с глухим лязгающим грохотом, замирал на месте, стоял несколько секунд неподвижно, затем, недовольно урча мотором, отползал назад и, разогнавшись, снова летел в ворота, явно намереваясь их снести.
Правая фара разбилась, бампер погнулся, капот при каждом ударе подпрыгивал, словно челюсть огромного аллигатора, но машина не сдавалась. Она была сделана на совесть. Две тонны военного железа выглядели внушительно — по крайней мере, внушительнее деревянных ворот.
Волков пригнулся и, крадучись, засеменил к машине.
Микки проводил его взглядом и вновь направился к Левенталю. Время поджимало.
— Зачем вам рентгеновский кабинет? — удивился Тамбовцев. — Желаете прожечь этих тварей икс- лучами? Или полюбопытствовать, какой у них скелет?
Пинт улыбнулся. Сегодня ему редко приходилось улыбаться.
— Нет, Валентин Николаевич. Просто рентгеновский кабинет — самое надежное место в больнице. Если все сделано в соответствии с проектом, то стены там должны быть бетонные, двери — из толстого железа, а в окнах должны стоять просвинцованные стекла. Мне кажется, это более надежная защита от зубов, чем дерево. А? Как считаете?
Тамбовцев громко хлопнул себя ладонью по лбу:
— Точно. Я об этом не подумал. — Он показал на лестницу. — Рентгеновский кабинет у нас на втором этаже. Направо по коридору до самого конца. Пойдемте, покажу.
Они поднялись на второй этаж. Пинт преодолел два лестничных пролета большими скачками, прыгая через две ступеньки, Тамбовцев отставал, тяжело дыша и отдуваясь, как закипающий чайник.
Пинт окинул взглядом коридор. Невдалеке, через три двери, между кабинетами стояла кушетка, и на ней мирно спал Ружецкий.
Дверь в ординаторскую, расположенную напротив лестничной площадки, была открыта.
За столом, тихая и печальная, сидела Лена и перелистывала старый альбом.
Пинт вошел в ординаторскую. Девушка подняла на него глаза, но не сказала ни слова. Она была поглощена альбомом.
Оскар подошел к ней ближе:
— Лена! Нам надо перейти в другое место. Там будет безопаснее.
Лена словно не слышала его. Она продолжала медленно переворачивать страницы с наклеенными на них фотографиями. Пинт присмотрелся.
Некоторые были совсем старые, черно-белые, пожелтевшие от времени. На них можно было разглядеть невысокого крепыша, уже тогда склонного к полноте и зачесывавшего волосы со лба назад. Кое-где он был одет в белый халат, иногда — в костюм или пальто. Черты его лица казались знакомыми.
— Это… — раздался сзади сиплый голос, прерываемый частой одышкой, — вся моя жизнь. Конспективно, так сказать. От рассвета и до заката.
Страницы альбома близились к концу. На последней фотографии Пинт увидел Тамбовцева с двумя
