вам пока не дергаться, а делать вид, что никто ничего не заметил. Через пару дней я разберусь с трояном и тогда будем решать, что делать дальше.
— Хорошо, не будем дергаться, — согласился я. — Диму я проинструктировал, как только он диск скопирует, сразу тебе позвонит. Не уезжай пока, хорошо?
— Хорошо, не буду, — сказал Денис. — Если только начальство не позовет.
— Начальство — это святое. Но если не позовет — не уезжай.
Я залез во внутренний карман за конвертом с деньгами, но Денис остановил мою руку.
— Не торопись, — сказал он. — Я пока ничего еще не сделал. Вот когда сделаю, тогда за все сразу и возьму. И будет это недешево.
— Дешево только таджики работают, — заметил я. — Ладно, Денис, большое спасибо тебе. Я твой должник.
С этими словами я вылез из машины и пошел обратно в здание 'Кохинора' радовать шефа.
7
У шефа шло совещание, из-за этого мне пришлось просидеть в приемной почти полчаса. Наконец, гость из Германии, желающий закупить партию каких-то электронных устройств, был с максимальным почетом препровожден восвояси и Василий Дмитриевич соизволил обратить на меня внимание.
— Что-то срочное? — спросил он.
Я пожал плечами.
— Час-другой можно подождать, — сказал я. — Но до конца дня хотелось бы с вами переговорить.
Василий Дмитриевич взглянул на часы (очень хорошая подделка под 'Ролекс') и сказал:
— Подходи к пяти часам.
Я вышел из здания, перешел через дорогу, поднялся к себе в кабинет и до пяти часов гонял на компьютере 'кваку'. А потом проделал обратный путь.
Василий Дмитриевич был в кабинете один. Он был слегка пьян и очень доволен, хотя и выглядел уставшим. Видимо, немец согласился-таки закупить наше оборудование.
— Что случилось, Дима? — спросил Василий Дмитриевич.
В лучших одесских традициях я ответил вопросом на вопрос:
— Василий Дмитриевич, у нас есть конкуренты?
— В каком смысле конкуренты?
— В таком смысле, чтобы заняться разнюхиванием наших секретов.
— Каких секретов?
— Пока не знаю, — сказал я. — Только что разговаривал с Денисом, он утверждает, что была попытка хакерского проникновения в нашу сеть.
— Насколько успешная?
— Более чем.
Василий Дмитриевич изменился в лице. На долю секунды мне показалось, что его поразили мои слова, но потом я заметил, что он смотрит поверх моей головы. Я обернулся и увидел то, что поразило Василия Дмитриевича.
Дверь в кабинет была распахнута настежь, по обе стороны от нее стояло по омоновцу с автоматами АКСУ и в черных масках, закрывающих лицо. А по ковровой дорожке, ведущей к начальственному столу, шествовал коротко стриженый седоватый мужичок невысокого роста. Выражение лица у него было брезгливое, как будто маски-шоу проводилось не в офисе уважаемой компании, а в незарегистрированном борделе или вообще в наркоманском притоне.
— Господин Цодиков? — поинтересовался он. — Ознакомьтесь.
Василий Дмитриевич взял из его рук бумагу, бегло просмотрел и отдал обратно.
— Предлагайте, — сказал он.
— Что предлагать? — смешался мужичок.
Василий Дмитриевич посмотрел на меня с очень искренним огорчением и сказал:
— Воистину печально, что мне, обвиняемому, приходится объяснять работнику прокуратуры его обязанности. Когда вы предъявляете постановление о производстве обыска, надо обязательно предложить добровольно выдать то, что вы ищете. Что вы, кстати, ищете?
Мужичок скорчил злобную физиономию и ответил:
— Любые вещественные доказательства противозаконной деятельности. Так вы готовы что-то выдать?
— Тут не ведется никакой противозаконной деятельности! — воскликнул Василий Дмитриевич. — И никаких доказательств ее быть не может!
— Посмотрим, посмотрим… — хищно улыбнулся мужичок и крикнул омоновцам, изображавшим статуи у входа в кабинет: — Введите понятых!
Понятыми были двое молодых людей из не помню какого отдела. Одеты они были в безукоризненно сидящие деловые костюмы, белые рубашки и дорогие галстуки, а их лица выражали горячее желание наилучшим образом проявить себя в сложившихся обстоятельствах. Вот только вряд ли они понимали, что сейчас будет наилучшим поведением — честно рассказать все ментам или, наоборот, продемонстрировать верность компании.
Впрочем, их никто ни о чем не спрашивал. Вслед за ними в кабинет вошли еще два молодых человека в омоновском камуфляже и масках, но без оружия. Они быстро и сноровисто заглушили компьютер шефа, упаковали его в черный пластиковый мешок, как для перевозки трупов, только поменьше, опечатали мешок и утащили компьютер из кабинета. Больше в кабинете ничего не искали.
На этом маски-шоу закончилось. Седоватый мужичок подсунул Василию Дмитриевичу несколько бумажек, в которых тот расписался. Я заметил, что одна из них была подпиской о невыезде.
— А вы кто такой? — спросил меня мужичок.
— В цивилизованном обществе принято вначале представляться, а потом уже спрашивать имя собеседника, — заметил я.
Вместо ответа мужичок предъявил мне удостоверение на имя начальника сектора ОБЭП подполковника Жихарева Евгения Ивановича.
— Чертков Дмитрий Львович, — представился я. — Паспорт показать?
— Не надо. Какова ваша должность в компании?
— Никакова, — честно ответил я. — Мы с господином Цодиковым обсуждали перспективы долгосрочного сотрудничества между нашими предприятиями.
Самое смешное, что я сказал чистую правду, с формальной точки зрения дела обстоят именно так.
— И как перспективы? — ехидно поинтересовался Жихарев.
— Хорошие перспективы, — ответил я. — Проблемы приходят и уходят, а бизнес остается бизнесом.
— Ну, не знаю, не знаю, — протянул Жихарев и окончательно потерял ко мне интерес.
Он покинул кабинет, даже не попрощавшись.
— Довыпендриваешься когда-нибудь, — заметил Василий Дмитриевич, когда дверь кабинета закрылась. — Нельзя же хамить ментам так нагло.
— Я не хамил, — возразил я. — Я сказал чистую правду. А то, что он понял из моих слов — это его проблема. На компьютере что-нибудь важное пропало?
— Договор о намерениях с немцем, — печально произнес Василий Дмитриевич. — Но это так, херня. Хуже будет, если следствие не сразу закроется. Позвонить, что ли, сейчас…
Он не уточнял, кому собирается звонить, а я не спрашивал. Да и не интересно мне, у кого именно из высокопоставленных покровителей он собрался просить помощи.
