Тайна седьмого уровня

таинственный источник обнаружен не был.

А сроки уже поджимали, и гениальному фюреру срочно нужна была новая ставка, тем более что собственная резиденция Геринга и объединенный штаб верховного главнокомандования Вермахта и Люфтваффе, расположившийся в здании Пироговской больницы, к тому времени уже вовсю функционировали.

Вот тогда-то Гитлером и было принято уникальное решение: строительные работы с привлечением наемных рабочих завершить, а все изыскания продолжить своими силами… То есть, говоря нормальным немецким языком (ну вот, приехали, я уже и заговариваться начал с этими переводами: «нормальным немецким языком» — как вам это нравится?!), седьмой уровень было решено рыть вручную, стараясь докопаться-таки до вожделенного «излучателя»…

Интересно, конечно, на сколько бы еще новых уровней хватило гитлеровских копателей, однако на седьмом все и закончилось: именно там, где и предполагалось, исследователи обнаружили… а вот что именно обнаружили — этого они, похоже, сами так и не поняли — по крайней мере, определения найденному придумать не смогли. Во всех относящихся к этому документах, которых в дедовской папке было большинство, найденный артефакт назывался «объектом» или «предметом Х» — более подходящего синонима в русском языке я подобрать не сумел.

Промаявшись с маловразумительными научными отчетами и протоколами кучу времени, я понял только одно: таинственный объект не был природным образованием (интересно, если он был искусственного происхождения, кто ж это мог разместить его на тридцатиметровой глубине в самом центре геологического массива, сформировавшегося задолго до появления на земле динозавров?!) и вблизи от него отказывались работать любые приборы — вплоть до того, что нарушалась передача по проводам электрического тока! Про отстающие или забегающие вперед часы я и не упоминаю — об этом еще мой дед писал, помните?..

Гораздо более интересными с моей точки зрения оказались отчеты начальника медицинской службы «Вервольфа» и личного врача фюрера о физическом и особенно психическом здоровье как его самого, так и всего остального обслуживающего персонала. Согласно собранным пунктуальными немецкими медиками данным, абсолютно все находящиеся в бункере люди периодически страдали головной болью и — что более важно! — необъяснимыми психическими нарушениями: изменчивостью настроения, депрессиями, ощущением постоянного психологического давления на собственный разум и даже порой слышали некие «голоса». И это при том, что все допущенные в бункер люди психически были совершенно здоровы — иначе им бы просто не позволили работать на таком секретном объекте, да еще и в непосредственной близости от столь важной персоны, коей являлся Адольф Шикльгрубер! Кстати, штатный психолог ставки, анализируя эти нарушения, пришел к выводу, что их характер у всех людей был одинаков: будто бы кто-то или что-то навязывало им свою волю, диктуя те или иные поступки, или же, наоборот, не позволяя чего-либо сделать.

Вот тут самое время вернуться к «Директиве № 45», которую я упоминал несколько раньше, — та ситуация вас ни на какие мысли не наводит? То-то и оно! Так что не зря, видать, Гиммлер слюной исходил относительно недальновидности фюрера, его гротескного упрямства и веры в непобедимость Вермахта — чувствовал, что тут что-то не так… Об этом, правда, секретные отчеты умалчивали — не смели лишний раз великое имя тревожить. Ну и достеснялись в конце концов аж до весны сорок пятого — к счастью для нас, конечно…

Вот, собственно, практически и все, о чем я хотел вам рассказать и в чем сам сумел более-менее разобраться. Все остальное — это сплошные заумные научные и медицинские термины и пространные рассуждения на тему, «что же это мы нашли, как оно здесь очутилось и зачем оно нужно Великой Германии».

Да, чуть не забыл: в папке были еще давно потерявшие актуальность планы минных полей и проходов в них и, что действительно важно, подробная схема расположения резервного входа в бункер. Того самого, возле которого мой дед и пленил немецкого диверсанта. И еще там был ключ — небольшой металлический прямоугольничек с множеством углублений и штырьков, расположенных в случайном порядке: замок на потайной двери, судя по всему, был более чем сложным механизмом. Мощная цепочка, продетая в отверстие на краю ключа, предназначалась явно для его ношения на шее наподобие идентификационного жетона. Вот теперь, пожалуй, точно все… Следующую неделю отпуска я почти безвылазно просидел в Интернете, разыскивая в хитросплетениях всемирной паутины всю доступную информацию о «Вервольфе», которой оказалось, к моему удивлению, не так уж и много. Точнее, информации-то было как раз в избытке (Создавалось впечатление, что любой сайт, имеющий хоть какое-то отношение к истории Второй мировой, считал свои долгом разместить информацию о винницкой ставке. О скрытых и явных пронацистских сайтах я вообще молчу.), однако достоверность ее не выдерживала никакой критики. По сути все приведенные в Инете статьи явно вышли из одного источника; точнее, представляли собой авторскую переделку, иногда чуть ли не дословную, некой базовой версии… О которой — равно как и о том, под чьим чутким руководством она родилась, — я вам уже рассказывал выше.

Ну а дальше… Дальше я совершил ошибку. Страшную ошибку, едва не стоившую мне жизни…

ГЛАВА 4

Здраво рассудив, что вся истинная документация по проведенной нашими исследовательскими группами работе (не только теми двумя, в составе которых был мой дед, но и последующими, делавшими робкие попытки что-то там исследовать вплоть до девяностого года XX века) до сих пор мирно пылится в архиве бывшего КГБ, я позвонил своему старому, армейскому еще товарищу, а ныне капитану ФСБ с просьбой помочь в этом несложном, как мне казалось, деле.

Он тоже не усмотрел в моей просьбе ничего особенного: если штатный сотрудник соседнего силового ведомства запрашивает какую-то информацию — пусть даже и не делая официального архивного запроса, — значит, она ему действительно необходима. За годы нашей с ним службы и дружбы мы иногда помогали друг другу, особенно я: Петька, так его звали, был оперативником одной из служб и ему частенько требовалась информация из нашего архива.

Предмет моей просьбы его тоже не особенно удивил: нужно — значит нужно; тем более что я в общих чертах обрисовал ему ситуацию с найденными документами, да и шестьдесят прошедших лет почти что наверняка гарантировали снятие грифа секретности. Собственно, именно поэтому я и позвонил ему по обычному телефону — не подстраховался, как учили когда-то, вот и подставил парня, и сам подставился…

Впрочем, в тот вечер ни я, ни он ничего не заподозрили: Петька пообещал разузнать, что к чему, а я — поподробнее рассказать всю удивительную историю моего деда. Дня через два Петр перезвонил мне на мобильный и мрачным голосом сообщил, что его, точнее мой, запрос вызвал какие-то не слишком понятные движения и явно не соответствующий моменту интерес и что нам необходимо встретиться. Мы договорились следующим утром увидеться где-нибудь в людном месте (подстраховались-таки, разведчики, блин!) и…

И я опоздал. Не учел утренних пробок на дорогах— и опоздал. Совсем чуть-чуть опоздал, минут на пять… И это спасло мне жизнь!

…Матеря всех на свете автомобилистов вместе с их стальными конями, очередным бензиновым кризисом и наглыми гаишниками, я перестроился наконец в крайний ряд и собрался припарковаться. Петька стоял на тротуаре метрах в тридцати впереди и нервно курил, высматривая меня почему-то с другой стороны дороги. Я уже приготовился просигналить, привлекая его внимание, но в этот момент мою «девятку» опасно подрезала не первой свежести иномарка с затемненными, практически черными стеклами, метнувшаяся к бровке откуда-то из второго или даже третьего ряда. И прежде чем я успел выругаться и возмущенно засигналить вслед наглецу, автомашина резко тормознула около Петра. В отличие от меня он, похоже, все понял сразу: отшвырнул полиэтиленовый пакет, который держал в руках, и прыгнул