— Госпожа может не беспокоиться, — сказал Куй. — Тайна ее умрет с нами.
— Я ручаюсь за них, — сказала, кланяясь, Мой-нян. — Это отличные ребята, ваше высочество.
— Что ж, хорошо. Теперь давайте все сядем, выпьем вина за встречу и обсудим, как вам лучше попасть в Сангё и в храм Благого Восьмеричного Пути.
Все сели за стол. Мой-нян прислуживала принцессе и разливала вино по кубкам. Выпив и закусив всяческой снедью, разбойники начали обсуждать свой план.
— Нам лучше всего идти под видом паломников, — сказал Куй. — Город Сангё всего в трех днях пути. Пойдем пешком, возьмем только одного яка с повозкой, чтобы Мой-нян могла ехать. Все-таки она женщина, и ноги ее слабы.
— А я считаю, все надо сделать по-другому! — сказала принцесса Ченцэ. — Не стоит прибедняться, иначе на пути в Сангё вас могут обидеть. Я дам Мой-нян свой паланкин на гравиподушке, вы все сядете на коней, вооружитесь как следует и поедете в Сангё под видом воинов, сопровождающих саму принцессу Ченцэ.
— Прекрасный план! — одобрила Мой-нян. — Но что скажет ваш будущий супруг, если узнает, что вы ездили без спросу в Сангё?
— Ох, — побледнела принцесса. — Тут начнутся такие расспросы, что мне лучше повеситься.
— Вешаться никому не надо, — сказал Друкчен. — Мы вооружимся и поедем под видом воинов, но в паланкине повезем Мой-нян под ее собственным именем. Разве госпожа хозяйка «Озорной пташки» не настолько богата, чтобы отправиться в паломничество!
— Верно, — сказала Мой-нян. — Надо, чтобы и тень подозрений не пала на принцессу.
— Хорошо, — улыбнулась принцесса Ченцэ. — Так и поступим. Отправляйтесь завтра же.
— Но где нам раздобыть оружие, доспехи и паланкин?
— Все это я достану, — заверила Мой-нян. — У меня большие связи. И главное, никто и не подумает, что это дело касается принцессы. Скажу, что для меня.
— Благодарю вас, — растрогалась принцесса. — Если вы сложите свои головы за меня, я постараюсь умолить богов, чтобы они дали вам благое перерождение.
Они пообсуждали дело еще некоторое время, а потом принцесса отправилась во дворец.
— Дорогой, — сказала Мой-нян Друкчену, — пусть пока удальцы едят, пьют и отдыхают, а ты сам иди со мной.
— Как скажешь, моя умница.
Разбойники, получив приказ от Друкчена полежать в неге, а потом отправляться в «Пташку», тут же наполнили вином чарки.
— Однако не упивайтесь сильно, — предупредила Мой-нян. — Завтра выступаем.
Вдвоем они вышли из дома Друкчена и направились в сливовый сад, где был пруд, заросший ирисами.
Они подошли к пруду. Было безлюдно и тихо, так, словно все люди растворились где-то в далекой дали.
— Ты умеешь удивляться, дорогой? — спросила, улыбаясь, Мой-нян.
— С тех пор как попал в Шамбалу, только и делаю, что удивляюсь, — ответил Друкчен.
— Тогда смотри.
Мой-нян воздела руки к небу и запела:
— О милостивые боги, грозные боги, благороднорожденные боги, великие боги, внемлите мне и гласу моления моего! Повелением своим дайте силы мне и право творить чудеса, как всегда до сего времени давали! Да встанут эти воды как две стены и да откроют сущее на дне! Внемлите мне, боги!
Мой-нян опустила руки и закрыла глаза. Губы ее все еще шептали молитву, и тут Друкчен увидел, что воды пруда расступились, встав как две стены и открыв небольшой дворец, бывший на дне пруда.
Мой-нян открыла глаза, взяла Друкчена за руку и сказала:
— Удивляешься ли ты?
— О да.
— Идем. Я познакомлю тебя с моей названой сестрой.
Они спустились на дно пруда, и вода не сомкнулась над их головами.
В подводном дворце их встретил призрак, страшный до того, что у Друкчена поджилки затряслись.
— О боги, кто это? — спросил он у Мой-нян.
— Это моя названая сестра — хранитель моих сокровищ, — сказала Мой-нян. — Смертному не выжить здесь, поэтому я призвала колдовством этого призрака.
— Так ты колдунья?
— Совсем немного, милый. Как и все женщины. О призрак, удались, этот смертный идет со мной.
Призрак исчез. Мой-нян взяла Друкчена за руку и повела по залам дворца. Наконец они пришли в арсенал. Здесь Мой-нян велела Друкчену отобрать оружие и доспехи. Все было новым и блестящим, словно только что вышло из-под руки оружейника.
Получилась неплохая горка доспехов и оружия.
— Как же мы все это перетащим в «Озорную пташку»? — спросил Друкчен.
— Немного колдовства не помешает, — улыбнулась Мой-нян и посыпала доспехи и оружие каким-то порошком. Они стали прозрачными, а потом исчезли совсем.
— Чудеса! — сказал Друкчен.
— Они уже в «Пташке», — молвила Мой-нян. — А теперь идем обратно.
Они вышли из дворца, стали на берег пруда, и Мой-нян сомкнула его воды одним движением ладоней.
— Теперь ты знаешь мой секрет, — сказала Мой-нян. — Не выдай его кому.
— Клянусь молчать! — заверил ее Друкчен.
В «Озорной пташке» их уже поджидали разбойники. Они успели подготовить паланкин для Мой-нян, а потом им роздали оружие и доспехи.
— Что ж, осталось только помолиться в храме Будды Амитабы за благополучие нашего начинания, — сказала Мой-нян.
Все вместе они отправились в храм. Здесь было пустынно и тихо, медленно вращались молитвенные колеса, курились благовония…
Наши герои опустились на колени, зажгли ароматические свечи и помолились Будде Милостивому об успехе своего предприятия.
Так начался их путь в Сангё.
Лето в Щедром выдалось сухое и жаркое. Где-то горели торфяники, и губернаторше Юле Ветровой приходилось прикладывать и ведьмовские и человеческие усилия для того, чтобы ликвидировать пожары. После того как в потайной комнате обнаружился мальчик Будда, Юля отстранилась от колдовских дел и всецело занялась губернаторством. Влад и Лиза практически с нею не виделись.
Анна Николаевна Гюллинг взяла мальчика Будду и стала его изучать. Хотя, скорее, это мальчик изучал Анну Николаевну и мир вокруг. Мальчик хорошо научился говорить по-русски, много гулял, занимался медитацией. Анна Николаевна так увлеклась мальчиком, что забыла о том, что ей надо готовить волшебный Эликсир. Она разговаривала с мальчиком о пророчествах майя относительно 21 декабря 2012 года, но мальчик сказал, что о грядущих переменах он пока ничего не знает, ему, дескать, это не открыто.
Ничего не знал он и о своих родителях. Сказал только, что не помнит их, но знает, что они были. Анна Николаевна жалела Будду-сироту и реализовывала свои материнские инстинкты, столько времени дремавшие.
Будда говорил, что родился он не на земле и помнит только розовое сияние прекрасных цветов, которые его окружали. Потом сияние исчезло, и Будда уснул. И спал он до тех пор, пока в потайную комнату не проникла Анна Николаевна со своей компанией.