крышей. Рядом с беседкой были качели. На них сидел мальчик, подросший, но все равно очень маленький и какой-то беззащитный. Своими сапфировыми глазами он внимательно глядел на людей.
— Благословен будь, Собхита, — сказала Лиза и поклонилась мальчику.
Влад повторил за ней поклон.
— Здравствуйте, — чисто, без акцента, по-русски сказал мальчик. — Я рад вас видеть, благороднорожденные.
— Собхита, — сказала Анна Николаевна, — не угодно ли тебе покинуть качели и испить с нами оранжада.
— Что такое оранжад? — немедленно спросил мальчик.
— Напиток из апельсинов.
— Хорошо. Я выпью. Я знаю, что такое апельсины. Идемте.
Мальчик спрыгнул с качелей, его золотые крылья затрепетали. Лиза думала, что он первым вбежит в беседку, как это сделал бы любой ребенок, но Собхита степенно шел рядом с Анной Николаевной.
В беседке они расселись по деревянным лавочкам и стали угощаться напитком.
— Анна Николаевна, как ваши дела? — спросила Лиза.
— Неплохо, неплохо, — улыбнулась ведьма. — Вот, изучаем с Собхитой мировую историю.
— Да, — подтвердил Собхита. — Сейчас мы читаем про Крестовые походы. Очень познавательно.
— Скажи, Собхита, а ты не вспомнил, кто твои родители? — спросила Лиза.
Мальчик очень внимательно посмотрел на нее своими голубыми сапфирами, а потом сказал:
— Вспомнил.
— Как? — переполошилась Анна Николаевна. — Но ты мне этого не сказал!
— Ты не спрашивала об этом, — парировал мальчик.
— И ты знаешь их имена? — продолжала спрашивать Лиза.
— Да. Мою великую мать зовут Лалит. А моего великого отца — Лаканатха. Или — на земном языке — Лекант.
Лиза медленно сползла со скамьи в глубоком обмороке.
Путь до Сангё был неблизкий. Наши удальцы помолились в главном храме Чакравартина и отправились засветло. В последний момент решили немного переиграть со средствами передвижения. Принцесса — своя рука владыка — прислала удальцам шесть великолепных коней из императорских конюшен и двух мулов, чтоб тянуть повозку, в которой поедет Мой-нян.
Они покинули городские ворота, расплатившись со стражниками десятью трудоднями. Зато не было лишних вопросов. Мой-нян, сидя в своей красивой, крытой шелком повозке, молилась про себя, чтобы им нигде не было препон.
Ворота Чакравартина остались далеко позади, рассвело, запели утренние птицы — лихуа и вайсуй. Путники ехали широкой дорогой вдоль прекрасных рощ и садов.
— Вот я чего не пойму, — сказал Друкчен, обращаясь к монаху Кую, — это то, как в Шамбале течет время.
— Время в Шамбале не течет, оно стоит, — немедленно отозвался монах Куй.
— Но как же тогда день сменяет ночь и наоборот? Как же вы говорите, что встречаете новогодние праздники? Как же используется календарь и часы?
— О господин, нам самим это непонятно. Мудрецы объясняли это так: есть большое время и малое время. Большое время течет во всем мире, оно неизменно и неостановимо. А малое время течет только там, где за ним следят.
— Следят?
— Да. То есть не дают ему замереть. Так вот Шамбала живет не по большому, а по маленькому времени. По внутреннему. Такому, какое принял император Эли и императрица Ен, живущие бесконечно.
— Мне этого не понять, — повесил голову Друкчен.
— Эй, дорогой, — позвала его из повозки Мой-нян, — не забивай себе голову всякими умностями. Это вредно для здоровья. А вы, молодцы, лучше спойте.
— Что же вам спеть, госпожа? — спросил Лей Яшмовый Таз.
— Песню про улыбку. Она такая славная!
— Хорошо, госпожа, — улыбнулся Лей.
— Я не знаю слов, — посетовал Друкчен.
— Ничего, — успокоили его разбойники. — Вы будете отбивать такт.
И Лей запел:
Разбойники подхватили припев:
Разбойники спели еще десять куплетов. Между тем местность перед ними сменилась. Вместо тенистых рощ и садов потянулись бесконечные поля риса и ямса, солнце добралось до полуденной отметки, и стало жарко.
— Ох, сейчас бы сделать привал, — сказал Друкчен.
— Нет, господин, нельзя, — покачал головой Дуй по прозвищу Ветер В Ракитах. — Посмотрите, нигде нет и клочка тени. Придется миновать эти поля без привала. Постарайтесь меньше расходовать воду — неизвестно, когда закончатся эти поля и начнется лес. И найдем ли мы в лесу источник питья.
Так они ехали весь день, жалимые палящим солнцем. Разбойники вспотели в своих доспехах, оружие казалось им неподъемно тяжелым, кони еле плелись, и лишь Мой-нян в своей шелковой повозке чувствовала себя полегче. Чтобы взбодрить удальцов, она рассказывала им истории из повседневной жизни «Озорной пташки». Поначалу это веселило, потом бойцы совсем скисли, сморило и Мой-нян. Все двигались черепашьим шагом и вскоре остановились бы совсем, сморенные жарой, если бы не одно обстоятельство.
В небе появилась темная точка, которую они не сразу заметили. А когда заметили, было поздно: точка увеличилась в размерах и превратилась…
— Кайминшоу! — закричал монах Куй. — Это Кайминшоу!
Это действительно был легендарный и почитаемый в Китае Кайминшоу — чудовище с одним телом и девятью головами. Ростом он был в один чжан, туловищем напоминал тигра, а все девять лиц у него были человеческие. Считалось, что Кайминшоу охраняет девять врат священного дворца на древней горе Куньлунь. Но где Куньлунь и где Шамбала!
Путники остановились. Кони дрожали и хрипели, грызя удила. Кайминшоу опустился на землю, его