Змий неплохо устроился – совсем недалеко от Холманска. Всего-то долях в десяти, не более. Место для логова было выбрано с умом, под бесчисленными холмами на берегу речки Крыжовницы. Попробуй, отыщи здесь нужный лаз, когда целый лабиринт прорыт. Тем более, места здесь безлюдные и труднодоступные даже, а богатырей в Холманске, к счастью для этого города, не водилось.
Ночной город доживал последние спокойные
– Открывай давай! Вы что там, спите, что ли?
Если и спали, то теперь точно проснулись в страхе. Голос у Хреногора таков, что боевые трубы с легкостью заглушает, святой Джельсомино и тот бы позавидовал. Богатырей Превеликий щедро одарил, разве что ума пожалел. До рассвета всего пара сказов – плюс-минус двадцать пульсов, вполне можно и подождать было, когда б пресловутое богатырское терпение уже не использовали в мирных целях.
– Эй, вы там откроете или мне ворота снести?
А что вы думаете, и снесет. И наплевать ему, что ворота толщиной в полтора-два хрена, стукнет раз, другой, третий, и лопнут тяжелые засовы, а створка слетит с петель. А потом выбежит вооруженная стража, и Хреногор пошвыряет ее в заросший ряской ров, и мы пойдем в трактир. Где хозяин тоже открывать не захочет, и богатырь вышибет двери ногой, после городских ворот не напрягаясь даже. И хозяин, подавившись своим «заходите утром» отведет нас в комнаты, где кровати с мягкими перинами и клопами, но я сейчас так устал, что даже не почешусь от укусов, тем более, травками разными пропах, комары их не жалуют, может, и клопы не тронут. А богатырю все едино, так в сапогах и завалится, и храпеть будет так, что клопы на всякий случай сбегут из трактира, а может, и из города наперегонки с постояльцами. Потому как богатырский храп уже в легенды вошел, разве что я уснуть смогу, потому как устал безмерно, а еще я умный, и затычки для ушей уже в первую совместную ночевку сообразил сделать, а что земля (или стены в трактире) трясется, так человек и не к тому привыкает
Хреногор пнул ворота, неслабо так пнул, массивная, обитая бронзой створка глухо загудела. Как после удара тарана, невольно подумалось мне, хотя таранов этих я в жизни не видел.
– Ну? – вопросил богатырь раздраженно и пнул створку повторно.
– Чего расшумелся-то? – недовольный заспанный голос с надвратной башни. – Шел бы ты отсюда, мужик, пока не начались.
– Начались? – третьего удара не последовало, богатырь начал думать.
– Неприятности, – пояснил стражник, подавив зевок. – Оно тебе надо?
– Открывай, – и Хреногор пнул створку так, что бронзовая обшивка смялась, а дерево затрещало.
– Эй! – проснулся окончательно стражник. – А ну, отошел от ворот. Быстро! Не то из самострела пальну.
– Промажешь, за стрелу из жалованья вычтут, – хохотнул Хреногор и еще раз отвесил воротам пинка, но уже не сильно, так, чтобы разговор поддержать.
– Перестань! – рявкнул стражник. – А то старшего позову, он тебе задаст.
– А зови, – зевнул богатырь. – Или хочешь, я сам покричу?
– Что за шум? – вмешался в разговор второй стражник. – Дядька Быкан, кто там шумит?
– Да Облом его знает, – помянул к ночи первый. – Сходил бы ты за старшим, Слег, пока он сам на шум не заявился. А ты, буян, отойди от ворот, прошу добром последний раз!
– А если не отойду, – недобро ухмыльнулся Хреногор. – Тогда что?
– Уволюсь на хрен, понял? – гаркнул дядька стражник во всю глотку.
Удивительно, но богатырь угомонился, сел на камень и спокойно принялся ждать старшего. Который появился на удивление быстро, наверное, стражник перехватил его уже по дороге сюда. Старшим вообще свойственно чутье на разного рода неприятности, а стоящий у ворот Хреногор как раз к ним и относился.
– Страж Быкан, доложить обстановку!
– Слушаюсь, дядька старший! Неизвестная личность, по виду – человек, требует впустить в город. Орет, стучит в ворота. Орет громко, стучит сильно, боюсь, ворота до утра не доживут.
– С ума сошел? Как это не доживут? Стоп-стоп. Эй, ты там, кто в ворота ломится! Ты, часом, не богатырь?
– Богатырь.
– Что ж ты, Быкан, меня в заблуждение вводишь? Какой он тебе человек? Головой думать надо! Ужель не знаешь, как богатырей привечать надо?
– Пивом-воблой, – откликнулся стражник обреченно. – Только где ж я среди ночи воблу найду? Пиво еще куда не шло, трактиры до утра не закрывают. Да и на посту я…
– Эй, богатырь! Пива-воблу ждать будешь, или так сойдет?
– Открывайте уж, – тяжело вздохнул Хреногор. – Превеликий с ним, с пивом. Спать хочу, сил никаких нет.
– Клянешься ли ты, богатырь, вступая в пределы города Холманска, не нарушать законы, не учинять буйства, хранить покой и достаток его граждан?
– Клянусь и подтверждаю честным своим богатырским словом, – торжественно откликнулся Хреногор.
Богатыри слово свое блюдут свято, всем известно. И в города их пускают никак не ранее, чем слово таковое дано будет. Иначе жди беды, как отведает такой вот Хреногор бочку-другую зелена вина и пойдет куролесить. А богатырь в подпитии уж всяко опаснее для населения, чем Змий какой или, скажем, Кащей.
А слово данное город от беды хранит. Если вдруг разойдется богатырь, его тут же пристыдят и о слове напомнят. Не придется богатырю со стыда сгорать, а князю – город по новой отстраивать. В общем, все довольны, хорошая задумка.
Есть в любом городе место, где клятва эта не действует – богатырское подворье. Там герои местные и пришлые силой меряются, подвигами хвастаются. Только нет в Холманске сейчас других богатырей, кроме нашего Хреногора.
– Проходите, – со вздохом сказал старшой. – Второй-то кто, тоже богатырь, спаси Превеликий?
– Нет, – сказал я, прикрыв рукой зевок. – Я – ведун.
– Богатырь и ведун, вот как, – старший с интересом посмотрел на нас. – И какое же дело привело вас в Холманск?
– Мы здесь проездом, – поторопился сообщить богатырь. Думал, наверное, что я совсем сомлел дорогой и сейчас засыпаю на ходу. Между прочим, верно подумал, сон меня уже срубил так, что я и губами-то шевелил с трудом, не говоря уже о том, что соображать, о чем говорить, а о чем молчать.
– На подвиг, стало быть, – понимающе кивнул старшой. – Ладно, проходите, за ведунами безобразий никаких не числится, кроме разве что, трех сожжений на костре, но и тут вина скорее косвенная…
– Нашего не сожгут, – нехорошо улыбнулся Хреногор.
– Ладно, проходите. Раньше в Холманске бывал?
– Приходилось, – кивнул Хреногор.
– Значит, трактир найдешь. И поспеши, ведун у тебя совсем сомлел уже.
– Сам знаю, – огрызнулся богатырь.
Это было последнее, что я слышал. Ту-то меня и срубило окончательно. Просто взял и уснул стоя на ногах, вот стыдоба-то. Хотя чему удивляться, день был нелегкий, я к таким нагрузкам непривычен, да еще попробуй-ка сам пешим за богатырской коняшкой угнаться, каковая, хоть и привыкла к неспешности, а все ж человека и побыстрей и повыносливее.
Проснулся я далеко за полдень совсем разбитым. Руки и шея чесались немилосердно, должно быть, оголодавшие местные клопы успели к ним основательно приложиться. Все мышцы, по ощущениям, были завязаны узлами. Мысль о том, что придется вставать и куда-то идти, вызывала содрогание.
