На столе рядом с Диерсом тихо насвистывал песенки приемник. Магнитола вряд ли принадлежала местной квартире, не являлась предметом меблировки. Должно быть, охотник прикупил её, когда «вселялся» вместе со мной и Настей. Чтобы скучно не было. И теперь бодренькая музыка отчетливо вторгалась в мои уши. Молодые парни из «Bloodhound Gang», известные в образе забавных обезьян- отморозков, вещали:
Мне показалось, что смысл слов их песни не очень-то подходит данной ситуации. Впрочем, с другой стороны, он подходил самым что ни есть полным образом. Неясное ощущение какой-то неправильности, неуместности теперь сформировалось окончательно в противное чувство: мною пользуются как… как… в общем, пользуются не так, чтобы я получал от этого удовольствие. Притом — все, кому не лень. Диерс, видимо, испытывал особую слабость к «Банде Ищеек», посему со зверским лицом прибавил громкости:
Наверняка хитрая рожа охотника что-то говорила, но я не стал анализировать это. Поддельным было веселье Диерса, или неподдельным, мне плевать. Информация о Ксио как о перебежчице, никакой ясности в теперешнюю картину моего бедственного положения не внесла. Скорее, ещё больше запутала всё. Вопросы о добре и зле, о хорошем и плохом, начавшие меня терзать примерно в то же время, как жизнь моя перевернулась с ног на голову в связи с появлением в ней Джонатана Диерса и его ИГРЫ, по всей видимости, никогда не получат ответов. Где кончается одно, где начинается другое, какой ширины граница между двумя противоборствующими сторонами, есть ли она вообще — неведомо.
«Половострастная» песня к моему облегчению закончилась. Мелодичная вставка-реклама радиокомпании пропела что-то о том, как хороша жизнь и как хорошо жить, после чего более «родная» мне музыкальная композиция смыслом своих слов внесла ещё большую смуту в мечущуюся между небом и землёй душу бедного волка, угодившего в капкан жестоких обстоятельств. Смирившийся со всем на свете, но, тем не менее, не лишенный оттенка издевательства над всем же голос одного из братьев Самойловых вещал:
Рожа Диерса приобрела вовсе дьявольское выражение. Кольцо в носу его поблескивало, толстые губы расплылись в насмешке, глаза сверкали звериным весельем. Причина его веселья осталась для меня тайной. Можно предположить, что песня «Агаты Кристи» показалась охотнику более чем подходящей к данной минуте, тем более он спокойно мог понимать русский язык, думать по-русски, и единственное его сомнение по поводу произношения в великом и могучем сводилось лишь к «табуретке».
А Самойловы уже вдвоем обреченно, чуть жалобно, но с вызовом выдавали:
Ни там ни тут. Если целью архангелов было ввести меня в полное замешательство, то они достигли цели. Я больше не понимал совершенно ничего, не мог видеть ни идеалов, ни предметов стремлений Яугона и Актарсиса. Всё оказалось чуждым. Чужим. Война Света и Тьмы — собачье дерьмо. Нет никакой войны, есть всего-навсего мелкие, мелочные амбиции, желание набить собственное пузо (образно, конечно, выражаясь) и, без чего нельзя обойтись человеческому и, следовательно, потустороннему разуму, неуемная жажда divide et impreza[60], как выразился бы падкий до латыни Диерс. Всё. О высоких материях ангелы могут распространяться среди самих себя, моей же вере в это — грош цена.
Охотники-нечисть. Ну не абсурдно ли звучит предложенное словосочетание! Вампиры, охотящиеся на вампиров же ради банальной идеологии: зло есть зло, его надо искоренять, и, прежде всего, искорени зло в самом себе. Что получают вампиры взамен? Кукиш. Орден, конечно, заботится о своих бойцах, но забота эта лишь усугубляет в каждом вампире-охотнике ненависть в Свету. Ведь вампир-охотник не имеет права просто взять и убить человека, когда того захочет. Нельзя, господа — грех! Всем известно, что многие кровососы рады пить донорскую кровь из пробирок, лежать в самых глубоких канавах и не показывать зубы, но вирус, вирус биологический требует свежевысосанной крови, а не её эрзаца. Вирус же энергетический требует периодических убийств. Иначе вампир хиреет и в муках дохнет. Потому Диерс с такой жаждой припал к ещё горячему телу Наташи; он не имеет морального права убить ни в чем неповинного ребёнка, но до боли в зубах жаждет отведать-таки её крови. Нуждается в живительной жидкости. И редко таким как
