— Не нужно никого звать. — Весьямиэль толкнул его обратно в кресло. — Отдохните.
— Я не устал! — От вина властитель сделался буйным, а это было ни к чему. — Мы сейчас пойдем и… и…
— Конечно. — Весьямиэль наклонился к властителю, прижал осторожно нужную точку у него на шее. — Но все же отдохните…
Он тщательно обыскал его карманы, нашел ключ, вложил в свешивающуюся до пола руку Ирона пустую бутылку, потушил свечи и крадучись вышел из зала. Тишина и темнота, глухая ночь на дворе. Слуги, может, не разошлись по своим каморкам, но уж дремлют точно, дожидаясь, пока настанет время вести пьяненького хозяина в постель.
Искать нужную дверь пришлось недолго — она единственная на третьем этаже оказалась заперта. Охраны не было, видимо, хозяин полагался на замки. Ключ подошел, и Весьямиэль осторожно распахнул дверь, готовый в любой момент отскочить в сторону, если Маше вздумается огреть его по голове чем- нибудь тяжелым.
Однако в комнате царила тишина. Весьямиэль неслышно вошел, притворив за собой дверь. Лунного света, проникающего в окно, вполне хватало, чтобы разглядеть, куда ступаешь. На кровати угадывалась женская фигура.
«Спит она, что ли? — удивился Весьямиэль. — Сильна!»
Он зажег свечи, чтобы оглядеться, и тут же встретился взглядом с блестящими голубыми глазами. Маша не спала, но… Что-то тут было не так.
Додумать эту мысль он не успел, потому что разглядел наконец Машу.
В следующий момент его буквально сложило пополам от неудержимого хохота — пришлось зажимать себе рот руками, чтобы не перебудить весь дом! Такого зрелища он не ожидал. Да, вкусы у властителя были более чем оригинальные! Весьямиэль бы на такое чучело не польстился: по лицу девушки была размазана синяя и красная краска. Возможно, когда-то это было макияжем, но теперь действительно напоминало дикарскую раскраску. А уж одежда! Кожаный корсет с клочками меха, вместо юбки — какие-то лоскуты, все прелести наружу, словом… Словом, властитель Ирон оборудовал у себя дома отделение веселого дома и наслаждался жизнью. Вот только Весьямиэлю некогда было дивиться вкусам провинциальных аристократов.
— Эй, слышишь меня? — окликнул он. — Отвечай!
— Слышу… — отозвалась Маша, но с места не тронулась.
«Зелье!» — вспомнил Весьямиэль. Вот оно что! И впрямь, удачно вышло.
— А ну, подойди, — велел он.
Маша встала и деревянной походкой приблизилась.
— Отлично! Просто отлично! — с искренней радостью произнес мужчина.
В самом деле: не придется препираться с упрямой девкой, рискуя перебудить весь дом, убеждать ее в чем-то, оправдываться, чего доброго.
— Возьми с кровати покрывало и закутайся, — сказал он, и Маша исполнила это. Искать ее одежду было некогда. — А теперь тихо, очень тихо иди за мной.
Выбраться из дома им удалось без труда. Конюх преспокойно дрых, и Весьямиэль без помех забрал своего коня. У ворот бдили двое, но одного он уложил отдохнуть, а второму Маша, повинуясь приказу, двинула в лоб, и тот присоединился к напарнику.
Разбою вовсе не понравилось, когда на него взгромоздились сразу двое, но Весьямиэль решил, что заставить Машу бежать рядом с конем, конечно, очень заманчиво, но непрактично. Босая девка собьет ноги, да и отставать будет, а к утру им надо быть далеко. И, кстати говоря, неизвестно, соображает ли она сейчас что-нибудь. А если потом вспомнит… Будет забавно, конечно, но к чему лишний шум?
Зорька, унюхав хозяйку, обрадовалась, но та даже не подошла погладить лошадь. Так и стояла столбом, пока Весьямиэль не приказал ей переодеться и забираться на телегу. Там она и устроилась, править пришлось ему.
«Любопытно, когда она отойдет от этой дряни? — подумал он, выводя Зорьку на дорогу. Двигаться он собирался мимо поместья Ирона, а дальше полями. Вряд ли тот кинется вдогонку… — Конечно, когда она покорна — это прекрасно. Молчит и выполняет мои приказы. С другой стороны, это отвратительно. Колода колодой. Странные вкусы у Ирона, хотя… наряд ей даже шел. Надо приберечь, вдруг выступать будем, — изобразит дикую лесную женщину».
Он подхлестнул Зорьку, и телега бодро покатилась по дороге.
Глава 19
Перелом
Противно было ощущать себя куклой в чужих руках. Верно, так и чувствуют себя всякие пупсы в жадных руках детей, вот только намерения у властителя были совершенно не детские, и не для того он превратил Машу в живое подобие игрушки, чтоб нарядить и поставить на полку.
Когда дверь спальни отворилась, Маша решила, что это явился сластолюбивый Ронан-дикарь. Конечно, Маша отнюдь не была невинной девицей, однако властитель намеревался воспользоваться ее беспомощным состоянием, а это больно и противно для любой женщины.
Потому она искренне обрадовалась появлению Веся. Да, он предатель, — продал ее людям властителя, — но ведь явился же, не бросил!
Впрочем, радость ее несколько поутихла, когда Маша поняла, что Весь обращается с ней так же бесцеремонно, как властитель. Хорошо хоть лапать не стал!
Маша осознавала, что с ней происходит, хоть перед глазами все плыло, а любой, даже самый тихий звук отдавался в голове гулким эхом.
Но они выбрались, и ради этого стоило стерпеть все неудобства, даже лицезрение противного Веся, даже то, как он с ней обращался.
Девушка, точно колода, лежала на телеге, не в силах шевельнуться без приказа.
Весь молча правил Зорькой, размышлял о чем-то, а Маша могла только валяться и думать, что бы она сказала этому самому властителю, если бы вдруг вновь оказалась с ним лицом к лицу — конечно, в полном сознании и боеготовности. Теперь девушка сожалела, что так гуманно отнеслась к бессовестному насильнику, нужно было попросту убить его! И пусть в плоть и кровь въелось, что никто не вправе отнимать жизнь, кроме как по приговору народного суда, пусть бы ее судили и казнили за убийство властителя, но зато он бы больше ни одну девушку не снасильничал!
Маша предавалась кровожадным мыслям, находя в них некоторое утешение. Это было мерзко и унизительно, но ничего нельзя было поделать, лишь надеяться, что действие зелья пройдет само, противоядие не потребуется.
По счастью, именно так и оказалось, хоть Маша и не знала, сколько минуло времени.
Кроме пренеприятного ощущения беспомощности, зелье обладало еще и противными побочными эффектами. Когда к Маше постепенно стало возвращаться нормальное ощущение собственного тела, к этому добавились тошнота и резь в животе, да еще и голова кружилась.
В итоге к тому времени, когда Маша достаточно пришла в себя, чтоб потребовать остановки (Весь ведь не догадался скомандовать ей сходить в кустики, а сама принять решение она не могла!), настроение у нее было преотвратное.
На привале, сделав все свои дела, Маша не преминула обрушить на Веся праведное негодование.
— Как ты мог меня им продать?! — бушевала она. — Я человек, а значит, как завещал Вождь, совершенно свободна! А ты предал меня, сбыл, будто ненужную побрякушку!
Весьямиэль в ответ только усмехнулся и холодно промолвил:
— Скажи спасибо, что я тебя не оставил у этого извращенца, глупая девка! Что я, по-твоему, мог противопоставить людям властителя равнин? Если б я отказался, то тебя бы просто забрали силой, а меня отколотили, а то и убили бы, поскольку осмелился поднять руку на представителей законной власти. А ты и
