проницательными. И Колючка знакомо примостился у ног художника.
Наши отношения с Вевуром резко испортились после того неприятного инцидента с Подземельем. По словам Джеанны. Вевур был страшно разозлен моим поступком и не желал больше иметь ничего общего с «легкомысленным сопляком» и «хвостоголовым молокососом». Он исправно участвовал в поисковых операциях в первых рядах и провел в лабиринте времени больше, чем все остальные, но когда все кончилось, просто ушел, не выясняя подробностей. И с того дня, если мы случайно сталкивались, то обменивались вежливо-холодными приветствиями и расходились по своим делам. Потом Вевур на зиму уехал на север, и я бы выбросил этого человека из головы вообще, если бы о нем регулярно не напоминала скучающая Джеанна. А когда он вернулся, то волей-неволей я продолжал получать кое-какие новости о его жизни от все той же Джеанны.
— Прекрасная музыка, — продолжил Вевур. — Очень характерная именно для тебя.
— Что это должно означать? — осведомился я настороженно.
— Только то, что эта мелодия одинаково хорошо прозвучит и в исполнении мощного симфонического оркестра и менестреля-одиночки со старой гитарой, — пояснил Вевур мирно. — Ты безусловно талантливый музыкант. И не поверишь, как много тебе простят за твою музыку…
— Кто это собрался меня прощать? — нахмурился я. — И за что?
Вевур усмехнулся и небрежным взмахом руки прочертил вокруг:
— Они… Ты только что выиграл у них для себя и своих друзей несколько очков. Может быть, ты заметил, как поменялось настроение собравшихся здесь? Пусть ненадолго, но…
— Не понимаю.
— Все ты понимаешь, — Вевур мельком поморщился. — Посмотри, по-твоему, все эти люди пришли сюда просто повеселиться? После всего, что скопилось в их душах? Впрочем, многие из них и впрямь хотят развеяться и вспомнить старые традиции, но не все… Что-то произойдет не сегодня — завтра. Это носится в воздухе. А тебе, музыкант, удалось отложить это «что-то» на некоторое время… — Он неожиданно засмеялся: — В Городе не так давно возникла очередная организация. Называется то ли Разные пути, то ли Другие дороги… Состоят в ней люди неглупые и интеллигентные — студенты, учителя, преподаватели, врачи. Они очень не любят драконов и полагают, что человеческий талант должен быть свободен и независим от воли этих тварей. И хотят они доказать, что люди способны на многое и без вмешательства сил, дарованных драконами. И все, что они отныне сотворят — сделано без присутствия драконов…
— И что? — с неудовольствием перебил я.
— А то, что своим гимном они выбрали песню, написанную, угадай, кем? — Он знакомо ухмыльнулся.
— Почему вы думаете, что что-то может произойти именно сейчас? — спросил я.
— А почему ты так не думаешь? Ты ведь бываешь в Городе?
— Город всегда был полон недовольными. И ничего не происходило.
— Отчего же. Иногда начинались войны.
— Война начинается не вдруг.
— Разумеется. Это подтвердит любой, кроме очевидца. Как правило, войны всегда начинаются внезапно для большинства современников конфликта. Слухи — слухами, но обнаруживают они, что оказались в центре событий только тогда, когда на них рушатся крыши горящих домов.
— Допустим. Но вряд ли новая война начнется сегодня.
— Согласен, — Вевур ухмыльнулся еще шире. — Собственно, подошел я просто поздравить тебя с успехом и пригласить заглянуть в гости, скажем, завтра вечером. Что скажешь?
Я невольно сощурился, рассматривая его безмятежную физиономию.
— В гости? С чего бы это?
— Поговорить надо. На самые животрепещущие темы, — спокойно пояснил Вевур. — Адрес не забыл?
— Вспомню, если сочту нужным.
— Приходи. Тебе наверняка будет интересно. Если, конечно, тебя все еще занимают Круг, будущее и собственная шкура…
— Кир! Вот ты где! — из толпы вынырнула Джеанна, успевшая сбросить свое волшебное платье и одеть обычный комбинезон, но не сумевшая вернуть своему сияющему лицу повседневную насмешливо- снисходительную мину. — Ты — гений, знаешь об этом? Ты лучше всех! И ты обязан подарить эту песню только мне!.. Привет, Вевур! — Она вихрем обернулась в художнику, — Ты все-таки пришел…
Они обменялись лишь приветственными взглядами и малозначительными репликами, однако примчавшиеся за Джеанной кавалеры и почитатели немедленно нахохлились, потемнели лицами, насупились и принялись сверлить в художнике отверстия недружелюбными взорами. Как мне кажется, совершенно напрасно расходуя эмоции и душевные силы. Эти двое уже все решили.
— Увы, я ухожу. Дела не дают ни мгновения отдыха, — сообщил Вевур, меняя интонацию улыбки с иронической на огорченную. — Зашел пригласить Кира на завтрашний ужин.
— Кира? — притворно возмутилась Джеанна. — А меня?
— Милая, разве тебе требуется приглашение, когда вся моя жизнь принадлежит только тебе? — отозвался, улыбнувшись, Вевур. Кавалеры звучно скрипнули зубами.
Джеанна вздернула бровь, вновь поочередно изучая меня и Вевура, потом едва заметно пожала плечами. Художник между тем вежливо раскланялся с нахмуренными воздыхателями и неспешно зашагал восвояси, растворившись в толпе через несколько секунд.
— Что это вы затеяли? — встревожено осведомилась Джеанна.
— Не знаю, — честно ответил я. — Он позвал меня в гости, и только.
— Мне казалось, что вы не разговариваете друг с другом.
— Это он со мной не разговаривал. А сейчас, может быть, решил помириться…
— С чего бы?
— Я сам спросил его об этом только что.
— И?
— Сказал, что хочет поговорить, — я пожал плечами. — Что тебя беспокоит?
— После своего северного путешествия Вевур стал другим, — негромко ответила Джеанна. Дрогнувшие уголки губ выдавали беспокойство и недоумение. — Переменился. Молчит почти все время. Словно болит у него что-то, а он не хочет говорить об этом. Но ведь я чувствую…
— Сердце у него болит, — проворчал я. — За судьбу мира.
— Не шути так! — Взгляд Джеанны ожег, как пощечина. — Ты ничего о нем не знаешь!
— Так уж ничего… — вздохнул я, — Я бы даже сказал, что знаю гораздо больше, чем он.
— Ты… — она смолкла, неприязненно взглянув куда-то мимо меня. Я обернулся и увидел, что на нас неотрывно и с боязливой тревогой глазеет девочка лет семи. Мнет в пальцах поникший букетик. Шевелит губами.
Заметив, что оказалась в центре нашего внимания, она нерешительно приблизилась, выставив перед собой несчастный, истерзанный букетик, как щит.
— Вот, — серьезно произнесла она, уставившись на меня прозрачными, серыми глазищами. — Это вам…
Я покорно взял теплые от ее рук цветы, ожидая продолжения. С таким смятением на лице не подходят, чтобы дарить букеты. Скорее, чтобы попросить о чем-то невероятном.
— Я хотела узнать… Все говорят, что вы очень хороший музыкант… — смущенно проговорила девочка. — Мне понравилась ваша песня… Она красивая. Мама говорила, что прекрасная музыка — это тоже волшебство. Я вот подумала, если вы волшебник, то не могли бы вы написать такую песню, чтобы все помирились друг с другом?..
Мы с Джеанной молча переглянулись.
Цветные, полосатые, разрисованные павильоны распахнулись, как цветы на рассвете, приглашая всех желающих. Пустые до поры до времени площадки для состязаний и представлений наполнились суетным и громогласным движением. Ожили торговые ряды. Завертелись, стрекоча, карусели. Задымили костры, наполняя воздух ароматом благовоний, разноцветным дымом и сверкающими искрами.
