татуировки, начинавшийся у оснований безымянных пальцев и уходивший куда-то под рукава бело-зеленой майки. Довершали образ потрепанные светлые джинсы и разношенные черно-белые кеды со шнурками разного цвета. Девушка (Анна прикинула и решила, что та, должно быть, ее ровесница) играла на девятиструнной гитаре, выплетая красивую блюзовую мелодию. Гибкие пальцы порхали над струнами с неимоверной скоростью. Гитаристка, видимо, почувствовав на себе слишком пристальный взгляд чародейки, осмотрела толпу. Она заметила Анну и встретилась с ней глазами. Та едва подавила удивленный возглас: глаза гитаристки обладали абсолютно нечеловеческим свойством: янтарно-желтые, полные невысказанной грусти. Как у одинокой волчицы.
«Оборотень, — догадалась Анна. — Причем истинный».
Гитара на секунду затихла, будто споткнулась, и снова заиграла. Мелодия сменила ритм и тональность, выплетая уже совсем иное кружево, а секунду спустя в это кружево стальной струной вклинился приятный, чуть хрипловатый голос:
Анна почувствовала, как у нее по спине побежали мурашки, а на глаза навернулись слезы. Гитаристка продолжала плести тонкое кружево, обрамляя его терпкой сталью:
Чародейка почувствовала, как ладонь Хьюго де Крайто нервно сжала ей плечо. Священнику, похоже, тоже стало не по себе от этой песни. Если бы Анна обернулась, то увидела бы, как окаменело лицо де Крайто. Гитаристка резко сменила нежный струнный перебор на рваный бой, словно хлестнув кнутом по струнам. Гитара отозвалась многоголосым летящим созвучием: эхом осеннего ветра в старых развалинах, воем одинокой волчицы в полнолуние. Голос девушки, набирая силу, становился громче и проникновеннее. Сталь беспощадно разрывала тонкое кружево:
Последний звук затихающих струн толкнулся им в спины. Анна сама не помнила, как вытащила из толпы оцепеневшего Хьюго. Чародейке еще долго казалось, что певица смотрит им вслед своими странными глазами, но обернуться княжна так и не решилась.
Свернув за угол, спутники вышли на залитую солнцем площадь, обрамленную сувенирными магазинчиками и летними кафе. Раскаленная черная брусчатка поблескивала камнями, отполированными тысячами ног.
— Это кощунство! — хрипло выдохнул, слегка выйдя из состояния столбняка, де Крайто. — То, что она пела, — богохульное непотребство!
— Нет! — категорично отрезала Анна ди Таэ. — Она права. Любовь — это единственный бог, в которого стоит верить, — тихо добавила чародейка, чувствуя, как по горлу прокатывается противный щемящий комок.
Хьюго промолчал в ответ. Закрыться стеной привычной боли не получилось. Эта странная песня вросла в его сердце, она словно сорвала приросшую к лицу ритуальную маску, и содранная кожа горела на открытом воздухе, как обожженная.
Тем временем Анна, вертевшая головой во все стороны, дернула его за рукав и ткнула пальцем в огромный электронный экран, красовавшийся на стене одного из домов. Тот мелькал яркими красками и готическим шрифтом, сообщая о том, что сегодня вечером состоится аукцион, аналог «Кристис», и что главным лотом этого мероприятия будет мечта любого библиофила — древняя рукопись, найденная в Сарагосе.
— Это она! — ошеломленно выдохнул де Крайто, впившись глазами в изображение книги. — Но как? Почему?..
Княжна досадливо закусила губу. Она давно знала о существовании этого аукциона: он остался единственным полулегальным рынком в Европе, где под видом обычных лотов продавали магические артефакты. Организаторы аукциона не раз подвергались проверкам, но еще ни разу не попались.
— За нами следили, Хьюго, — хриплым от волнения голосом констатировала чародейка. — Кто-то ловкий воспользовался совершенными вами глупостями, пробрался в хранилище следом за нами и забрал рукопись. Так что вы правы: ее вынесли из пожара, ибо такие книги не горят.
— Но каким образом? — не верил священник. — Если я даже прикоснуться к ней не смог!
— Вы ни в чем не виноваты. Для этого нужно обладать знаниями некроманта, — утешила его Анна. — К тому же очищающий жар огня способствовал ослаблению защитных чар.
— Значит, мы провалили все дело? — огорченно склонил голову парень.