последних вообще не было.
Так тянулись томительные часы Лехиного заточения, так «развлекался» наш герой в преддверии Неизбежного, так Его Величество Время беспощадно отсчитывало себя же, неся все сущее навстречу с Неотвратимым.
Часы, висевшие над входной дверью, показывали 23:45.
За все время пребывания в этом профилактории Круглов только сейчас догадался о предназначении хронометров. Раньше он наивно предполагал, что их удел подсказывать обитателям палат время, оставшееся до приема пищи, прогулки или процедур. Хотя, как он сам же сомневался, это было излишним. Все равно, пока санитары сами не вспомнят, что надо выгулять или дать корм братьям нашим меньшим (как в высокоинтеллектуальных беседах медперсонала величались их подопечные), эти часы могли без толку куковать сколько им заблагорассудится.
Только сейчас к Лехе пришло озарение — часы в палате висели с одной единственной целью — действовать на нервы психам! В его случае, просто действовать на нервы. Он-то отдавал себе отчет, что он не психопат, не шизофреник, не идиот, не, кто там еще, дебил, имбицил, параноик… Хотя не факт, многие его соседи считали по отношению себя также, а иной раз выкидывали такие финты, что даже врачи порой не знали смеяться им, плакать или стрелять на поражение.
«Боже, какие сволочи!» — мысленно ругнулся Круглов в никуда.
Часы показывали 23:50.
За все время пребывания в этом «пионерлагере для особо одаренных» Леха именно в этот момент понял, почему свет в палате горел двадцать четыре часа в сутки. Он-то думал это оттого, что в палате нет окон, а на самом деле это было устроено для банального нервирования психов и иже с ними. Причем, если верить часам на стене, тусклая, в дневное время, лампочка начинала светить особенно ярко, когда приходило время для лечебно-оздоровительного сна или, как шутили в его некогда родимой армии, когда по сигналу «Пушечному мясу, отбой!» наступало темное время суток.
«Господи, вот же скоты!» — вновь припомнил Алексей недобрым словом местную медбратию.
Часы показывали 23:55. Подходило время обхода.
В полночь по местному времени дежурный санитар из числа бодрствующей смены обходил палаты и проверял наличие, мягко говоря, пациентов, которые, грубо выражаясь, приветствовали его тот или иной глаз в дверном глазке. Грубо оттого, что если не приветствовали, а наглым образом спали, то санитар поднимал такой шум, колошматя по стальной двери связкой ключей, что соскочивший соня-наглец терял остаток своего сна до самого утра, коротая бессонную ночь с яркой нервирующей лампочкой и методично расшатывающими нервную систему ходиками. То, что этот обход делается исключительно для издевательств над психами, Алексей понял еще в первую ночь, тут даже, как говорится, семи пядей во лбу отмерять не надо.
«Господи боже мой, ну и гады!» — всколыхнулась очередная возмущенная мысль в Лехиной голове. Сегодня он и снаружи казался немного раздраженным.
Часы показывали 23:59.
Секундная стрелка завершала свой круг по циферблату, а в коридоре слышались приближающиеся шаги непутевого обходчика. Шаги стихли напротив двери Лехиной палаты, раздался скрежет сдвигаемой крышки глазка, и в нем появился глаз санитара.
Часы показывали 00:00.
«Черт бы тебя побрил!» — глядя в глаз вероятного противника, подумал Круглов, во избежание неприятностей, не дрогнув ни одним мускулом лица.
Глаз в дверном глазке в ответ тоже даже не моргнул, продолжая буравить Леху хмурым взглядом.
«Хочешь посоревноваться?! — догадался Леха, что за игру затеял с ним санитар, и, не моргая, вылупился в ответ. — Я все равно тебя пересмотрю!»
Противостояние затянулось.
Санитар продолжал, не моргая, бесстрастно смотреть на Круглова.
Круглов, с наворачивающимися на немигающие глаза слезами, на санитара.
Санитар на Леху, Леха на санитара.
Леха на санитара, санитар на него.
«Вот это выдержка!» — впервые с уважением подумал о ком-то из местных Алексей, в частности о противнике в переглядках и, признав себя побежденным, быстро-быстро заморгал, смачивая пересохшую роговицу.
Санитар же шел просто на невероятный рекорд, достойный Книги Гиннесса, продолжая поражать Леху своей неморгающей стойкостью.
То ли от усердия кое-кого на пути к рекорду, то ли еще отчего, но в палату к Круглову начал просачиваться резкий запах, напоминавший, напоминавший… Ах ты е-мое!
Запах тухлых яиц может сопутствовать лишь одному существу, точнее двум: невылупившемуся по причине трагической гибели птенцу и Черту. Кому принадлежал «аромат» на этот раз, можно было не гадать.
«Вот Дьяболо! — догадался Круглов, когда по палате поплыл легкий запашок сероводорода. — Его проделки!»
— Он самый! — подтвердил Лехину догадку вышедший из стены импозантный джентльмен с аккуратными рожками на лбу. — Мои проделки!
Джеймс Черт, а это был именно он, кстати, если вы не забыли, он же Дьяболо, Мефистофель, Люцифер, Лукавый, Михал Сергеич, наконец, галантно кивнул Круглову, осмотрел пустую палату и хлопнул в ладоши. В тот же миг посреди палаты материализовались два кожаных кресла и стол с фруктами и бутылкой вина.
— Теперь можно и поговорить, — произнес Черт, усаживаясь в кресло напротив Алексея.
Леха покосился на глазок, в котором все еще торчал глаз санитара, пялившийся на него. Проследив за его взглядом, Черт усмехнулся:
— Посмотри на часы.
Леха глянул на часы. Все стрелки собрались в кучу и остановились на цифре 12.
— Оно не стоит, — пояснил Черт, закинув ногу на ногу так, что стали видны его лакированные копыта. — Я просто, как мог, замедлил его, и у нас его совсем мало.
— Пришел порадоваться своим выходкам?! — окончательно восстановив все функции организма в нормальное состояние, Алексей позволил себе немного разъяриться после долгого бездействия. — Думаешь, запрятал меня в психушку, и все?! Тебе это с рук не сойдет! Хорошо смеется тот, кто стреляет последним, то есть смеется последним, а стреляет первым. Короче… мы еще с тобой поговорим по душам!
— Так я для этого и здесь, — поморщился Джеймс Черт. — Нам надо поговорить, и если ты пообещаешь не лезть в драку, я распакую тебя, и мы сможем разрешить все наболевшие вопросы за бокалом хорошего вина. Согласен?
Алексей, недолго думая о том, что это, возможно, какой-то подвох или очередная подстава, а может, и внеочередная подлость, согласился.
— Ладно, я согласен, — сказал он, и Черт, щелкнув пальцами, моментально освободил Круглова из пут смирительной рубашки. Алексей пересел с жесткой кровати в довольно мягкое кресло. — Только ты знай…
— В том, что произошло, моей вины нет, — перебил его Дьяболо. — Ты сам виноват, что угодил сюда. Надо было держать себя в руках, богатырь.
Черт взял бутылку с вином и, выбив пробку, разлил вино по бокалам.
— Давай за встречу! — поднял он свой бокал.
— Я не пью, — проворчал Круглов, отодвигая бокал от себя.
— Зря! — с укоризной произнес Черт, выпил одним махом содержимое своего бокала и, с удовольствием крякнув, продолжил: — Или, может, западло с Дьяболо хряпнуть?
— Я, серьезно, не пью.
— Так это не какая-нибудь сивуха или денатурат. Кагор — единственное вино от бога, — похвалил
