— Право, негоже под стенами храма святаго избиением иноков юных грех на душу брать.
— Не забывай о том, что иноки были как минимум в два раза тяжелее меня каждый и на две головы повыше, и первыми начали оскорблять меня, — парировал Алексей первый удар по его непогрешимости или безгрешности, кому как нравится. — Да и вреда я им не нанес. Только мозги вправил. Считай, что тогда я их в свои ученики посвятил.
— Тоже мне, сэнсэй, — проворчал ОН потусторонний. — Хорошо, считай, выкрутился. А что скажешь по делу Харитоши?
— Это который водолаз?
— Это который лодочник. По твоей протекции он водолазом устроился.
— Здесь тоже на мне греха нет, он сам начал, — не задумываясь, ответил Круглов. — Ну и опять же воссоединение с семьей.
— ???
— Мне историю его «подводоплавающей» семейки краснокнижник Лаврентий поведал.
— Так, значит?! — поморщилось отражение. — А за что, скажи тогда, ты безобидному Мичуре зубы выставил? Он-то тебя точно ну никак не мог тронуть. Ваши стежки-дорожки не должны были пересечься.
— Насчет безобидного, это стопроцентная деза, — отбил очередной выпад Леха. — Он к бабам, да еще к почти замужним, приставал с пошлостями и непристойностями всякими. Ну и получить по зубам, это просто радость для него была, по сравнению с тем, если бы я его на кол осиновый посадил. К таким вещам надо подходить дифференцированно.
— Не умничай, — оборвал его ОН. — Лучше давай-ка пороемся в грязных портках твоего мира. Чего там ты понавытворял.
— Да, пожалуйста, сколько угодно, — самоуверенно произнес Круглов, заранее зная, что здесь не только комар, а и вошь комариная носа не подточит.
Лехино отражение ненадолго задумалось.
— А-а, вот, — вспомнил ОН кое-что. — Вспоминай свою первую стажировочную командировку в горячую точку одной из жарких стран.
— «План-задание выполнено в полном объеме. Квалификационный разряд подтвержден. Итоговая оценка — пять баллов», — без запинки, словно специально заучивал, ответил Алексей, практически дословно вспомнив отзыв тамошнего начальства родимой силовой структуры.
— А беременную девицу в парандже на блокпосту вспомнил?
— Нет.
— Ну, как же, ты пропустил ее без досмотра.
— Наверное, потому и не запомнил, — отшутился Алексей, все же немного насторожившись — куда это клонит его потусторонний клон. — А что, мне надо было роды у нее принять?
— Нет, но если бы ты поближе познакомился с ее животиком, то обнаружил бы в нем взрывчатки в пуд тротилового эквивалента.
— Если бы я поближе познакомился с ее животиком, то тамошние нервные бедуины меня, да что меня, весь блокпост камнями завалили бы, как цитадель зла, а так…
— А так, — перебил его потусторонний Леха, — она разнесла полрынка в пух и прах, вместе с верблюдами, торгашами и привередами-покупателями.
— Короче, — сделал вывод из их беседы Алексей. — Я понял твою тактику — ты хочешь меня разжалобить и заставить извиняться?
— Нет, — ответил ОН, пожав плечами. — Я хочу, чтобы ты осознал свою греховность, пал ниц и покаялся.
— Неслабое желание, — с игривой иронией произнес Круглов.
— И оно вполне осуществимое, — с уверенным сарказмом сказал ОН. — Потому что сейчас тебе будет не до шуток. Держи! — Потусторонний Алексей сымитировал руками движение подающего теннисиста. — Пятый «Б» класс. Соня Соловьева — первая красавица класса. Ты предложил ей дружбу, а она проигнорировала тебя.
— Все, это смертельный удар по моему самолюбию, — не в добрый час развеселился Круглов, заставив еще более помрачнеть свое отражение. — Ты напомнил мне самый тяжелый эпизод в моей жизни. Я сдаюсь. Разрешите начать рыдать и каяться?
— Не спеши радоваться, клоун, — сказал потусторонний. — Вспомни, что было дальше.
— Право, не знаю, — в том же духе продолжал Алексей. — После нее мне отказали: в шестом Люба, в седьмом Катя, Люда согласилась дружить, но я сам расхотел, Вика сама подошла, предложила, а Оксана из параллельного класса так вообще в любви призналась. И где здесь грех?
— Ты не то вспоминаешь, — с легким злорадством сказал ОН. — Ты припомни, что было после того, как Соня не захотела с тобой дружить.
— А что, ничего особенного, — поспешно ответил Леха и отвел глаза в сторону. — Не захотела, ну и ладно, на нет, как говорится, и суда нет.
— Тогда скажи мне, зачем ты стал ее преследовать, — ткнув пальцем в Леху, сурово заговорил ОН. — Ты подговорил своих дружков назвать ее «пугалом огородным», ты унижал ее перед всем классом, ты не давал ей прохода, дергал за косы, прятал учебники и играл ее портфелем в футбол, гандбол и баскетбол. Ты, юный поганец, превратил жизнь юной неокрепшей души в ад, она пришла в ваш мир чистой и открытой, и ты был первым, кто стал втаптывать ее в грязь. Это потом уже ее тело залапали потные ублюдки. Но ее душу сгубил ты. Вспомнил?!
— Твою дивизию! — только и сказал Леха.
Он готов был провалиться в самое пекло. Фигура невинной девочки-куколки, представшая в его воспоминаниях, словно тупым ножом, резанула по его чувствам, разорвав былую уверенность и где-то нахальность, оставив ему только чувство глубокой вины, которая выкарабкалась из уголков памяти, завалив, словно дрожжевое тесто, остальное пространство сознания.
— Это же была детская шалость, — сам не веря своему дрожащему голосу, пролепетал Алексей. — Я просто хотел привлечь ее внимание.
— Привлек, — мрачно проговорил ОН. — Так привлек, что недотрога-отличница стала путаной- удовлетворительницей.
— Я не… не знал, что все так сложится.
— Ты слишком много на себя брал, — с уже нескрываемым злорадством сказал Круглов из зеркала. — Как и сейчас. Но и это еще цветочки.
— Что еще? — уже со страхом, и куда только вся наглость улетучилась, спросил Алексей.
— Вспоминай: лето, тебе шесть лет, пустырь за гаражами…
Круглов, даже не напрягая память, виновато опустил глаза. Эта заноза всегда была в его душе. Даже все спецтренинги и «колдовство» военных психологов не смогли вытравить этот жуткий эпизод его жизни.
— Ту рогатку ты выменял за жеваную жвачку, — напомнил несущественную деталь ОН.
— Она была еще сладкой, — попытался оправдаться Леха.
— Ты от основной темы не увиливай давай, — резко остановил его потусторонний Круглов. — Ты прекрасно понял, о чем, точнее, о ком речь.
— Да, да, я понял, — морально сжался Круглов. — Давай больше не будем об этом.
— С какой стати я должен тебя жалеть, — вновь повысило голос отражение Круглова. — А ты пожалел ее?! Невинная ласточка. Сидела себе на проводе, радовала глаз прохожего. Смотрела на кучерявого малыша, копошащегося внизу, и даже не понимала, что «малыш» уже нашел подходящий камень для рогатки. Трудно придумать более гнусное и бессмысленное убийство. Снайпер, твою душу!
— Я… я… я… — пытался найти оправдание Алексей, но крыть ему было нечем.
— Ты, ты, ты, — в тон ему произнес зазеркальный Алексей. — Ты убийца и подлец. У ласточки в гнезде остались яйца, птенцы так и не вылупились. А у Сони никогда не будет детей: три подпольных аборта — это тебе не курсы планирования семьи.
Словно гора, навалились на Алексея грусть-тоска да стыд-вина за содеянное в далеком безоблачном
