Пришлось вылезти из постели, зажечь свечу от уголька, все еще тлеющего в жаровне, и выйти в коридор. Теперь голоса можно было разобрать:
— Кто там?
— Назови себя!!
— Мы тебя не боимся! Только попробуй сунуться, вор проклятый!
— Я вот вырасту и стану городовым — попляшешь у меня!
Ефим с Михеем были явно в ударе. Я посмотрела на маленькую фигурку Ерема в ночной рубашке, постукивающую кулачком по их двери, и глубоко вздохнула. Бедный мой лунатик, ну ладно эти двое простофили, но тебе-то чего не спится. Секунду я размышляла, стоит ли пристыдить братьев за то, что испугались ребенка, но потом решила, что для меня же лучше, если с этих пор они будут постоянно настороже. Завтра поутру еще и Ласу с Иваром расскажут, как их ночью пытались обворовать, а то эта парочка спит так, что с цыганами не добудишься.
Я поставила подсвечник на пол и, подхватив Ерема, тихо понесла его обратно в кровать. Вслед мне неслось:
— Что, испугался, ворюга!
— Будешь знать, как воровать у будущего начальника городской стражи!
— И не появляйся здесь больше!
Да, покоя в этом доме не будет, пока мы не засеем поля. Завтра же надо выяснить, когда сажать марь под зиму.
В одном я попала впросак: засеять поля тогда же, когда и все, не получится просто потому, что во всей округе только у меня единственной, такой умной, озимая марь. Сомневаюсь, что можно найти человека, который сказал бы точную дату посева, но попробовать нужно.
Окрестные фермеры во главе с господином Станом уже странно косились на меня, когда, совершая свои ежедневные прогулки, я то и дело, как бы невзначай, огорошивала их нелепыми вопросами. Но после этой вылазки они должны будут привыкнуть и смириться. Принцип «не знаешь — спроси» пока не давал сбоя. Все лучше, чем делать наобум и получать соответствующие результаты.
С утра я попросила кухарку напечь пирогов, а в обед, нагруженная тяжелой корзиной, отправилась в уютное местечко за дровяным сараем на ферме господина Стана, где хозяин и несколько его толковых батраков собирались, чтобы перекусить в перерыве между работой. Пироги должны были стать ключевым аргументом к тому, чтобы меня приняли в их теплую компанию. Как говорит няня: «На голодный желудок и пони не добрее горгульи!» — нужно верить старым мудрым женщинам.
Будущие «пони» сидели на чурбачках: в одной руке краюха хлеба с сыром, в другой — кружка с молоком. Господин Стан возвышался над всеми, но не привлекал внимания, в отличие от старика с пегими бакенбардами, в полосатых брюках и шляпе, которую несколько лет назад выкинул на свалку какой-нибудь франт, а заботливая рука дала ей новую жизнь при помощи петушиных перьев и увядшей грозди рябины.
— Та самая? — спросил старик у господина Стана при моем приближении.
Фермер кивнул. Похоже, что в нашей глуши не найти развлечения интересней, чем наблюдение за моими сельскохозяйственными потугами. Я не против такой популярности, если она пойдет на пользу делу.
— Добрый день! — Моя улыбка была немного наивной, но крайне доброжелательной. По плану она должна была вызвать в суровых сердцах тружеников желание взять надо мной шефство. — А я вам пирожков принесла!
— Добрый день! И дорого нам встанут ваши пирожки, леди? Я от прошлых подарков все никак не отойду, — посмеялся фермер, хотя не только взял корзину, но и тут же запустил в нее руку.
— Недорого. Я же просто зашла поболтать по-соседски. Мне и десяти минут будет достаточно.
— А девка-то, по всему видать, не дура, раз с едой пожаловала, — толкнул один батрак другого в бок. Я решила не задирать носа на такое обращение, лучше было счесть его за комплимент. А увидев, что принесенные пирожки стремительно и неумолимо находят свой путь к желудкам собравшихся, уже по- свойски изложила им суть своей проблемы.
— Сеять, значит, собрались, — крепкий жилистый старик в «щегольской» шляпе затолкал табака в трубку и раскурил ее. В пыльных морщинах вокруг его глаз, обратившихся на низкое осеннее небо, пряталась усмешка. — Ну так вот… записывать будете?
Я кивнула, несмотря на сдавленный смех окружающих, и достала из кармана сложенный вчетверо листок и графитовый карандаш.
— Ну так вот, еще мой дед сказывал: ежели выбежавший на поле рыжий кролик почешет левое ухо — так засевай озимые через три дня.
— Именно рыжий и именно левое? — спросила я с подозрением, так и не притронувшись карандашом к бумаге.
Старик только неодобрительно покачал головой и прицокнул языком:
— Ну вы же дама образованная, так понятие надо иметь: рыжих кроликов у нас сроду не водится, а если б и водились, то по полям им неча бегать. Увидели рыжего кролика — так сразу ясно, то полевик перевоплощенный. Только виду подавать нельзя, что приметили: он хоть и нечисть, а уважение тоже любит.
Батраки согласно закивали. Я боролась с искушением и любопытством, но все же проиграла (в основном последнему):
— И вы правда в полевиков этих верите?
— Леди, так и вы же в магию верите, — развел огромными, с навечно въевшейся в них грязью руками один из батраков.
— Магия — это наука, она подчиняется определенным законам, ее результаты можно посмотреть и иногда даже потрогать. А ваших полевиков в жизни ни разу не видела, хотя и выросла в этих краях, — резонно ответила я.
— Эк эта столица молодежи-то голову забивает. — Старик с бакенбардами яростно запыхтел своей трубкой, скрываясь в клубах белого дыма. — Вот и год назад к нам один студентус приезжал, говорил, будет писать эту… как ее… дис… диссар…
— Диссертацию, — уточнил господин Стан, и все посмотрели на него с уважением.
— Ее самую, — важно подтвердил старик, а затем, подняв к небу заскорузлый палец, видимо, чтобы показать, что и он не лыком шит и кое-какое образование имеет, провозгласил: — «Феномен исчезновения мелкой нечисти сельскохозяйственных районов Грелады в рамках глобального магического похолодания»!
Была выдержана пауза, чтобы собравшиеся прониклись и оценили выдающиеся способности рассказчика по части запоминания малопонятных слов.
— Энтот студентус на окраине Кладезя поселился, а там день-деньской по окрестным полям-болотам лазил, даже на кладбище ходить не постеснялся. А потом и заявил: дескать, никого не нашел, округа пуста, магический фон нулевой, значится. Мы уж его, дурня, увещевали: дескать, ты вот в село придешь бездельником дорожки затаптывать, к тебе и не всякий крестьянин выйдет поздороваться — так чего ж ты хочешь от Хозяев полей? Не поверил: нет, говорит, пусто тут. Еще и доказывать свою правоту собрался, говорит: сейчас заклинание прочту, что всю нечисть выявляет, так и сами увидите. Обратно в поле пошел. Ну а уж мы, деревенские, не будь дураки, от него подальше держимся. Читать заклинание начал: руками машет, ногой топочет, слова бранные ненашенские кричит. Как оторался, так и стоит довольный и важный: с минуту никого не было. Потом подкочник к нему выполз, мелкий да дохлый. Он эту тварюшку за хвост поднял и нам показывает: вот, дескать, последний реликт — дорожите, мужичье. А потом за этим реликтом вдруг нечисти как повалило! Из-за каждого куста: и полевики, и лесовики, и норники, уж подкочников и не считаю, даже болотник появился! Боги мне свидетели, я того студентуса зауважал: в жизни не видел, чтоб человек так шибко бегал. Ему бы на соревнованиях в праздник солнца бегать! Две коляски обогнал и одного конника! С тех пор у нас нечисть вся с интересом стала: на обычных людей и не посмотрит, а стоит какого самого завалящего студентуса унюхать, так и прет, так и ластится — спасу нет! Даже школьникам, и тем раз в месяц перепадает.
