Тяжелые железные ядра ударили в ворота. Орки, научившись у людей стрельбе, нацелили пушки на створки и били только по ним. Совсем мало времени прошло — и воинству степняков открылся ход в средний город.
— Вперед! — крикнул Уран-гхор, пришпоривая Клыка.
Роб скакал рядом, а двое его учеников поддерживали над орками колдовскую защиту.
Но разгоряченных воинов встретили отряды, ощерившиеся остриями пик. Люди успели выстроиться полукругом, выставив перед собой оружие, и теперь захватчикам было трудно к ним подобраться. В орков полетели тучи арбалетных болтов. Человеческие маги держали над отрядами чары, заслонявшие солдат от стрел.
Воины Уран-гхора остановились, закрывшись щитами. Да еще их надежно покрывало колдовство шаманов. Люди и орки смотрели друг на друга. Со злобой, с бессильной яростью. И одним, и другим хотелось лишь одного: наброситься на противника, рвать, рубить и резать. Убивать, чувствовать запах крови, боль врага… Степняки желали отомстить за годы подлостей, творимых человеческим племенем, за тайные убийства вождей, за то, что жители Богатых земель считали орков тупыми животными. Люди ненавидели захватчиков, поправших их землю, вторгшихся в их дома.
Неизвестно, сколько бы длился этот молчаливый поединок. Но тут вперед выступили шаманы. Грохот бубнов был громче, чем пушечные выстрелы, а песнопения слились в победный хор.
— Покажите, чему научились у меня, — сказал им Роб, — устройте большие беды людям.
Волшебники оберегали войско, но с падением чар, охранявших стены, сам город был беззащитен. И орки воспользовались этим. Высокие могучие юноши, склонившись, прикладывали руки к земле, отдавая остатки сил, и земля отвечала дрожью. От ладоней шаманов змеями бежали трещины, земля тряслась все сильнее. Огромные камни выворачивались из мостовой, взлетали в воздух, вокруг домов раскрывались провалы. Нежные девушки отправляли в разные стороны переливающиеся шары пламени. Вспыхивали людские жилища, пылали, словно сухие дрова в костре. Горожане выбегали из домов, тщетно пытались погасить колдовской огонь. Плакали женщины и дети, прося помощи, моля о пощаде, и крик их ножом резал души воинов — ведь там, на улицах центрального города, среди тех, кто остался без крова или сгорал в домах, были их родные и близкие. А пока молодые шаманы уничтожали город, Роб неспешно сплетал свое заклятие.
Безумие продолжалось, разрушения охватывали все новые и новые улицы. Пламя перекидывалось с дома на дом, тряслась земля, расползаясь под ногами. А люди и орки все стояли друг напротив друга, обмениваясь полными злобы взглядами. В душах защитников зрела ярость: пока они ждали от противников нападения, шаманы разрушали их родные стены, убивали жен и детей. Быть может, один из воинов среди хора испуганных голосов узнал голос своей возлюбленной или матери, а может быть, ему это померещилось — кто теперь скажет? Но что-то сломило волю этого человека, и он с бешеным воплем бросился на ненавистных врагов:
— Братцы, бей их!
— Стоять! Назад! — кричали командиры.
Но обезумевший солдат не послушал. С перекошенным от ярости лицом врезался в стену орочьего войска и тут же, пронзенный мечами, упал под лапы вулкорков.
— Всем стоять! Не двигаться! Нарушителей сам пристрелю! — заорал хмурый пожилой воин, вскидывая арбалет.
Тут старый шаман вытянул руки, и потекло с них мощное колдовство — невидимое, но густое, тяжелое, почти осязаемое. Могучим тараном ударило оно в человеческий щит, пробило в нем брешь, в которую устремились орочьи стрелы. Маги сплетали заклятия, швыряли их в Роба. Но волшба огибала его, разбивалась, словно волны о незыблемую скалу.
И тогда старший чародей, поняв, что удержать защиту над воинами уже невозможно, что орочья орда сейчас захлестнет средний город, на мгновение прикрыл глаза и отдал мысленный приказ. Рука его нашла и крепко стиснула руку стоящего рядом мага.
— Уверен? — уточнил тот.
— Выхода нет, — мрачно ответил старший.
Цепь мрака — старое, не применявшееся на практике заклятие. Говорили, его изобрел около семи веков назад какой-то сумасшедший галатец. Современной парганской магической науке была известна лишь схема этой волшбы, которую университетские профессоры преподносили как великолепный образчик древнего искусства, впрочем, не забывая упоминать, что применение чревато смертельными последствиями. Соединить и активировать Цепь было несложно, с этим справился бы любой волшебник, знакомый с теорией. Проблема заключалась в том, что огромное количество энергии, которое накапливалось этим заклятием, просто разрушало, разносило в клочья астральное тело чародея, замыкавшего цепь. В активирующую фразу требовалось вплести фрагмент, предохраняющий от магического отката. Но именно он и был утерян. Все попытки ученых восстановить его потерпели неудачу.
Сосед протянул руку следующему магу, соединяя силы перед последней атакой:
— Но почему не рассеивающие чары? Мы могли бы блокировать их магическую энергию минут на десять.
— Шаманов слишком много, и мы не знаем их возможностей. Лучше убить сразу.
— Ясно.
Больше никто не возражал. Их было десятеро — зрелых, опытных боевых волшебников, которые предпочли продать свои жизни как можно дороже. Маги передавали энергию по цепочке, от одного к другому. Сила множилась, росла, бурлила, стараясь вырваться наружу. Замыкающий, с трудом удерживая мощный поток, хрипло выговорил активирующую фразу, вплетая в нее разрушительное темное заклятие. Волшба черной молнией ринулась на щит, который два шамана все еще поддерживали над орочьими воинами, и расколола его на множество частиц. Старший чародей, не выдержав магического отката, упал замертво. Но энергия, не вычерпанная одним заклятием, продолжала бурлить, ее подхватил следующий в цепи маг и, сотворив Ледяной меч, снес им головы двум орочим шаманам.
Над человеческим войском раздался клич:
— В атаку!
Строй сломался, обезумевшие от гнева и страха за родных люди устремились в сражение. Орки встретили их смертоносным роем стрел. Ловко управляя вулкорками, степняки уходили от ближнего боя, обстреливая людей из луков. Вслед оркам летели арбалетные болты, они тоже собирали немалую кровавую жатву.
А над средним городом буйствовала Цепь мрака, подхваченная уже третьим чародеем, который швырял в орочьих воинов небольшие, но сильные огненные заклятия. Каждое из них достигало цели и поражало не меньше двоих степняков. Коротко взревел бубен Роба. Старый шаман провел по воздуху ладонью, словно разрубал что-то невидимое. И Цепь оборвалась, унеся с собой в небытие и кипящую магическую энергию, и жизнь волшебника. Парганские чародеи, резерв которых был опустошен, остались беззащитными перед шаманом. Еще один удар в бубен, тихая песня — и заклятие, тихое, как сама смерть, вкрадчивым туманом подползло к волшебникам, обволакивая их, удушая, убивая…
Между тем человеческое войско смешалось с орочьим, и на улицах закипел жестокий бой. Обе стороны сражались с беспредельной яростью, вкладывая в удары мечей всю ненависть к противнику. Уран-гхор пришпорил Клыка и на всем скаку врезался в гущу дерущихся. Зверь, жаждавший крови, злобно выл, царапая когтями душу. И теперь молодой вождь наконец отпустил его на свободу, позволил убивать. Клинок поднимался и опускался, взрезая плоть врага, пронзал тела насквозь, отдергивался и снова взмывал в воздух. Каждый удар его был смертоносен, но зверь не мог насытиться, требуя еще и еще. Глаза Уран-гхора горели безумием, рот растянулся в диком оскале, из горла вырывалось утробное рычание. Кровь пропитала его одежду, красными брызгами запятнала лицо, и сейчас молодой орк мало напоминал мудрого рассудительного вождя. Один вид его повергал людей в смятение, исторгал крик ужаса. Уран-гхор готов был драться день и ночь, наслаждаясь каждым мигом схватки. Он потерял счет времени, забыл обо всем, кроме этого боя.
На плечо легла чья-то рука, держала вождя осторожно, но твердо.
— Уран, Уран… — повторял смутно знакомый голос.
