— Как тебя зовут, упырь? — Олекс сплюнул на руку кровью и языком медленно слизывал теплую жидкость. — Отвечай, потому что мне правда стало интересно.
Упырь молчал и, кажется, совсем не реагировал. Ну да ладно. Это уже не имеет значения. Если он хочет умереть, не назвав имени, надо уважить его решение, последнее решение в его жизни.
— Видишь ли, мертвяк… — Организм восстанавливался, и Олекса потянуло на откровенность. Затон постоянно ругал его за болтливость. Ну, Затон далеко, как и Мастер, можно и поговорить: — Ты действительно хорош, раз сумел убить меня. Однако, убив меня, ты полностью потерял шанс на победу.
Призрачный доспех, который Мастер называл объективацией поля энтелехии, приобретал все большую и большую плотность, покрывая туловище Олекса. Шипы становились крупнее, скрывая ноги, а чешуя на руках нарастала одна на другую, как черепица.
— Моя кровь… Она, покидая тело, приобретает свойство лечить меня и делать сильнее. Чем больше ран, тем крепче я становлюсь. В состоянии морфе ее нужно успеть выпить, чтобы она подействовала, а в состоянии Алмазной Брони, энтелехии, мне все равно — кровь сама все восстанавливает и сама противостоит новым ранениям… Ах да, ты же не знаешь, что такое морфе и энтелехия. Впрочем, я и сам не знаю, что это такое, знаю только, как это действует. А действует очень просто — изучает силу твоих ударов и опасность моих ранений и перестраивает мой организм, чтобы от следующего такого же удара защитить. Чем больше вреда ты мне наносишь, тем мощнее я становлюсь.
Олекс оскалился. Что-то смазанное было на окраине кругозора, что-то мешало ему смотреть, и это раздражало. Это не нравилось Олексу, но пока у него была сила поддерживать энтелехию в таком приподнятом состоянии, пока у него была сила — он готов был променять хоть все зрение, чтобы это продолжалось. До тех пор, пока он не вернется и не бросит вызов Эване, унизив ее на глазах Мастера.
— Ты же понимаешь, что произошло? Впрочем, если не понимаешь, то все равно. Ты убил меня, и сейчас моя кровь защитит меня от любой атаки этих твоих… Игл Ночи, наверное… Так их называл тот убогов Хранитель. Это ведь твое самое сильное оружие, верно? Но ты уже использовал их, и теперь тебе ничего не поможет. Так что приготовься умереть. Спрашиваю тебя в последний раз: твое имя?
Живущий в Ночи по-прежнему молчал. Олекс пожал плечами. Ну что ж, это его выбор — умереть безымянным…
Он поднял руки, направив ладони на упыря, сосредоточился, собирая энтелехийный выплеск на концах пальцев. И…
— Меня зовут Каазад-ум Шанэ Нугаро.
— Как твое имя, упырь? — спросил Олекс, человек, которого он недавно убил.
И Каазад вспомнил…
— Как твое имя?
…Вишмаган уклонился, но слишком медленно. Это был идеальный момент. Каазад не просто мог вырубить наглого парня, уверенно болтающего на всех углах, что именно он станет победителем турнира, пожелай он — и Вишмаган валялся бы в луже собственной крови, и только свежая кровь человека спасла бы его жизнь. Руки даже дернулись, примериваясь к шее парня, но Каазад сдержался.
И Вишмаган просто упал, ловко сгруппировавшись, но и в этом падении Каазад сумел бы достать его. Но слова отца и матери…
А потом Вишмаган ударил его ногой в живот. Нога могла быть сломана раза три, пока летела в сторону Нугаро…
Но Каазад сдержался и, делано схватившись за живот, упал на спину. Похоже, Вишмаган понял, что нога не достала цели, его лицо вытянулось, но судьи уже бежали на арену, знаменуя окончание поединка.
«Вишмаганы не простят, если проиграют Нугаро, Каазад. Пусть думают, что они сильнее. Иногда победа неважна», — так сказал отец.
«Мы знаем, что ты сильнее. Важно ли для тебя, что подумают другие?» — так сказала мать.
Он забился в самый дальний угол Храма Ночи Вишмаганов, где проводился ежегодный турнир среди юных воинов клана на звание лучшего бойца. Может, мать и права, но смешки, долетевшие со стороны других Живущих в Ночи, когда Казаад-ум выходил с арены, задели его. Почему-то захотелось ударить кого- нибудь, да посильнее. И, испугавшись этого желания, он решил спрятаться подальше.
От всех. От отца и от матери. Никого не хотелось видеть.
— Как твое имя?
Каазад поднял голову. Рядом стоял Живущий в Ночи, на вид раза в два моложе его, лет пятнадцати, то есть совсем ребенок. Стоял и с интересом смотрел на него.
— Чего тебе? — мрачно спросил Каазад. Упыреныш широко заулыбался и протянул ему руку:
— Я — Понтей Нах-Хаш Сива. Я следил за твоим боем. Мне кажется, ты должен был победить. По крайней мере, тридцать два раза ты мог нанести ему удар, после которого Вишмаган не смог бы двигаться.
Каазад вздрогнул. Действительно, именно столько раз он сдерживался, не позволяя себе поразить противника.
— Я — Каазад-ум Шанэ Нугаро. Что ты хотел?
— Мне кажется, ты был великолепен. — Понтей вдруг погрустнел. — А еще я ставил на твою победу во время отборочных поединков. Конечно, я много выиграл, но мог выиграть еще больше.
— И что? — Каазад улыбнулся. — Будешь меня укорять? Потребуешь компенсации?
— Давай дружить! — Сива снова заулыбался. — Мой отец говорил, что нашим кланам нужно больше связей, но я на самом деле восхищен тобой.
— И чем же ты восхищен? — Каазад слышал иногда от отца, что у Нугаро какие-то дела с Сива, пару раз его пытались даже сводить с девицами из этого клана. Теперь что, решили, раз он вежливо игнорировал тех девиц, то он интересуется мальчиками? Интересно, думают, что он сможет вот так вот подружиться с подосланным другим кланом подхалимом? Глупцы…
— Восхищен тем, какой ты идиот и дурак.
Каазад не поверил своим ушам. Его только что оскорбили? Этот мальчуган?
— Ты идиот потому, что позволил себе проиграть, хотя мог победить. А дурак потому, что теперь горюешь об этом и ничего не собираешься делать. Я видел лицо Вишмагана, когда он покидал арену. Он убедил себя, что победил. И другие убедят себя, что он победил тебя. Ты идиот и дурак, раз сидишь тут и прячешься. — Понтей снова одарил его своей улыбкой. — Тот Каазад-ум, что сражался с другими на арене, не был тем Каазад-умом, которого я вижу перед собой.
— А в ухо хочешь, пацан? — недобро прищурившись, спросил Каазад.
— А что, я тот противник, которого ты можешь победить? — прищурился убогов Сива.
И тогда Каазад рассмеялся. И щелкнул Понтея по лбу:
— Что еще ты обо мне можешь сказать, а?
— Много чего, — пообещал Сива. — Но поверь — нравиться тебе это будет не часто…
…Понтей ошибся. Его честность Каазад ценил выше всего, а их дружбу иногда даже кощунственно принимал за превосходящую Кровные Узы клана.
Пора возвращать долги, Понтей. Мои долги тебе. Недавно я пообещал — враг не уйдет. Так что пора…
— Меня зовут Каазад-ум Шанэ Нугаро, — сказал Живущий в Ночи, воткнув сабли в землю. — И ты зря сказал, что Понтей слаб и его дух ничтожен.
Первой изменилась челюсть. Первой всегда менялась челюсть. Она вытянулась, покрываясь короткой шерсткой. Нижняя челюсть разделилась на три части, каждая с торчащим вниз клыком. Туловище стало еще крупнее, одежда затрещала, сползая, ноги выгнулись в обратную сторону, руки обзавелись здоровенными когтями, а вся трансформа завершилась обильным ростом шерсти по всему телу.
Каазад зарычал. Когда Нугаро принимали тот облик, что давным-давно носили их предки, их всегда тянуло завыть на луну. И Нугаро терпеть этого не могли, хотя в качестве герба своего клана и выбрали
