— Да к тому, — вздохнула Аринка, — что напрасно ты во мне соперницу видишь. Мне твои женихи, как вот Дударику моих девчонок игрушки… — И опять за плечи Аньку обняла. — Идем-идем, бедолага! Хватит дуться-то. Ты, девонька, одного не понимаешь — между нами с тобой не пять лет разницы, а замужество мое, смерть мужнина да вдовство… а это не годами измеряется. Вот поживешь, поймешь, о чем я… Самой смешно тогда станет.
До ужина время еще оставалось — остальные девки пока что были где-то на занятиях с боярыней, так что можно было спокойно продолжить разговор.
— Ты про женское оружие спрашивала, — напомнила Аринка. — Как им пораниться можно…
Анька кивнула и вся обратилась в слух. Было видно — вот это-то ее интересует по-настоящему!
— Вот скажи, часто отроки на занятиях ранятся оружием воинским? Ножами там или еще чем?
— А то! Юлька с ног сбилась, и Матвей тоже. Каждый день что-то… И такие бывают случаи! Даже и непонятно порой, как им удалось так-то исхитриться…
— Ну так раны отроков по сравнению с тем, на что ты по незнанию нарваться можешь, — сущие пустяки… — Аринка вздохнула. — Тем, чем я татей дразнила, лучше мужей вообще не соблазнять, а уж мужа любимого при чужих так дразнить — это надо совсем ума не иметь!
— А ты зачем тогда?
— Так я же не любимого мужа, а ворогов! — Аринка горько усмехнулась. — Я в них не любовь вызывала, а похоть звериную, чтоб они разума лишились. Ты знаешь, как бывает, когда у зверей гон идет или когда свадьбы собачьи? В это время кобелей или лосей лучше не трогать, даже случайно рядом оказаться опасно. Они и друг друга поубивать могут, и того, кто к ним подойдет. Но в то же время и не слышат ничего вокруг, не сторожатся. Вот я тем и воспользовалась. Играла я с ними, понимаешь? Дразнила их. А для этого рубашку скидывать не обязательно. Я бы и в платье могла выйти, да все то же проделать, только мне надо было наверняка их разума лишить, ну и показать, что нет мужей в доме — одна я там. Но представь, если ты или кто еще по незнанию ТАКОЕ в муже своем возбудит. Кем ты для него потом будешь? Сучкой течной, добычей, а не любимой женой. И ревность, и злость, и недоверие его терзать будут. И все это потом непременно на тебе скажется, когда его душу разъест, как ржа железо. И добро бы, если только для него одного это покажешь, да шуткой, но если ты с ним при людях так играть будешь или с кем-то у него на глазах… Он же поймет, что не он один это видит и не он один это чувствует, а для мужа это хуже ножа острого. И еще. Даже если ты сама одного кого-то завлечь пожелаешь, то случайно и посторонний это увидеть может. Видела я — ты тут с отроками играешь… Не в полную силу — не умеешь ты пока это применять, но они уже и от этого ведутся за тобой. Тебе оно нравится, конечно, кажется, что это тебе власть над ними дает, хотя и тут ты ошибаешься. Не ты власть над ними получаешь, а они тобой овладеть хотят, и желание это у них сильнее разума бывает. Но отроки — свои, да и воли им тут не дадено, и сами они тебя вряд ли тронут, как бы ни припекало их, побоятся. Но ведь в Турове чужих много, проезжих. На что они способны? Ты их и не заметишь, а они охоту начнут. На тебя. Ты знаешь, что с полонянками бывает?
Анька вспыхнула, кивнула испуганно.
— Вот и ты для них та же полонянка будешь! Пусть ненадолго, пока в воле их окажешься. А потом как жить станешь? И это еще не все. Знаешь, наверное, закон воинский — в битве оружные мужи сходятся, а кто не сопротивляется, тех и не убивают, в полон берут. Но если баба меч или топор в руки возьмет, то ее не пожалеют, как воина. Вот и ты — как только женское оружие применять начнешь, ты для мужей сразу противником, а потом и добычей станешь. Против воинского оружия защиту у родни можно найти, а вот против иного… не всегда нас железом в полон берут. У мужей на наше женское свое тайное оружие имеется, и они им тоже неплохо владеют. Не все, к счастью, но тебе и тех, что есть, хватит. В Турове, в других городах и селах кого только не встретишь — опытных, хватких; они таких, как ты, молодых дурочек, за версту чуют, не заметишь, как в их сети попадешь. Да и у вас тут такие тоже есть, вон хоть наставника Глеба взять — сколько девок да баб по нему слезы тайком льют? Думаешь, от великой радости? Вот это — самое страшное. Потому как тут тебя железом ни брат, ни муж, ни дед не защитят. Только ты сама за все в ответе останешься…
В тот вечер за столом Аньку было не узнать. Сидела тихая и задумчивая, глаз не поднимала от миски. Впрочем, не одна Анька: все девицы были словно пришибленные, а кое-кто так и вовсе аппетита лишился. Оно и неудивительно — устроила им Анна сегодня. С утра они от нее получили хорошую взбучку, а перед ужином боярыня еще добавила, да как…
Когда после дневных занятий девчонки привели себя в порядок и собрались в общей светлице, Анна, как и утром, велела им построиться, внимательно осмотрела кривоватый строй и нахмурилась. Под ее суровым взглядом девицы ежились и поневоле подтягивались, недоумевая, что же сейчас-то надобно боярыне: вроде особых происшествий за день не было, все шло как обычно. И невдомек им было, что дело как раз в этом «как обычно».
Аринка, стоя рядом с Анной, разглядывала девчонок, слегка посмеиваясь про себя: уж больно у тех были мордахи вытянутые. Только Фенька со Стешкой, тоже с позволения Анны вставшие в конец строя, сияли от удовольствия — нравилось им, что стоят наравне со старшими.
Первые слова Анны Павловны, к облегчению девиц, не предвещали никаких неприятностей.
— Зачем вас сюда привезли, все знают? — негромко спросила она, обращаясь сразу ко всем подопечным.
Те вразнобой закивали, заулыбались, а самая бойкая на язык выпалила:
— Чтобы весной в Туров везти, женихов нам искать.
— Женихов вам, значит… — Боярыня помолчала, кивнула и с улыбкой оглядела девок: — Ну да… Представьте только: вот въезжаете вы в Туров — все верхами, да в платьях невиданных, пятнадцать дев, и у каждой пес обученный на поводке, да отроки оружные охраной вокруг… То-то там рты пооткрывают! Весь город небось сбежится посмотреть на ваш выезд. Туровские-то невесты слезами горючими умоются. Как ратнинские девки да отроки на вас смотрят по воскресениям, помните?
Голос у Анны был — ну хоть вместо меда на хлеб намазывай. Девчонки совсем успокоились, глаза у них разгорелись, словно уже видели свое будущее торжество, стали переглядываться и друг друга локтями подталкивать. Аринка смотрела на оживившихся девок, слушала, как боярыня расписывает им будущее покорение Турова, и только губу закусила, чтоб не рассмеяться:
А Анна продолжала говорить тем же ласковым, зазывным голосом:
— Ох, поди все плетни да заборы женихи снесут, как вас узрят! А когда вы начнете умение свое в верховой езде показывать да из самострелов стрелять, так и княжьи дружинники сбегутся подивиться. Ух вы им покажете! Покажете ведь?
От дружного вопля «Покажем!» у Арины аж в ушах зазвенело.
— Вот именно, покажете! — неожиданно резко меняя тон и окатывая девиц презрительным взглядом, боярыня зло усмехнулась. — Покажете, как дуры деревенские, лесовички чумазые народ лучше скоморохов потешить могут! Приехали из глухомани распустехи, на конях сидят враскорячку, самострелы, как грабли держат, кобелей брехливых за собой на привязи волокут. Не дай бог, какой сорвется, облает, а то и покусает кого… А ну посмотрите на себя! Смотрите, смотрите! И что видите? А? Не слышу!
Ничего не понимающие девчонки вертели головами, рассматривая себя и стоящих рядом подруг со всех сторон, пока наконец Мария, помявшись немного, не проговорила:
— Да вроде ничего такого особенного нету, матушка…
— В корень зришь! Именно что ничего особенного! Туров шапками собрались закидать? Да там невест, как грибов в лесу, и все не вам чета! — Анна демонстративно обвела глазами сломавшийся строй. — Запомните: такие, как вы есть сейчас, вы никому в Турове не нужны. Вас там даже и соперницами не сочтут — за досадную помеху примут, но на всякий случай вредить вам станут всеми силами. А сил там много найдется. И уж языки-то у них отточены, такую вам встречу устроят!
— Да мы им… — запальчиво вякнула какая-то девка, видимо, не в силах так сразу смириться с
