вот только сил у нее все-таки было немного. Уже к пятой лиге дыхание стало прерывистым, на лбу выступила болезненная испарина, в груди начал раздаваться хрип. Кай спрыгнул с лошади, подхватил неожиданно легкое тело Каттими и посадил ее в седло.
— Держи. — Он протянул ей фляжку с водой. — И готовься. Завтра тебе тоже придется поработать ногами. А пока я займусь своей ногой, а то так и буду на каждый прыжок кровоточить.
Она пробежалась еще раз и в первый день. Ее опять хватило ровно на пять лиг, но вместо хрипа из груди раздавалось пусть и тяжелое, но все-таки дыхание. Вечером, когда Кай остановил коня в ельнике, она упала на подушку из хвои почти без сил, но, поев, не только не улеглась спать, но взяла у Кая иголку и принялась распускать на нитки кусок веревки.
— Ты не боишься спать? — с трудом ворочая языком, спросила она охотника, когда тот расстелил под низкими ветвями одеяло.
— Не боюсь, — зевнул Кай. — Вот не проснуться — боюсь, но на этот случай у меня есть мой конь. Он лучший сторож на стоянке, зато горазд подремать на ходу. Пару раз, когда и я о чем-то задумывался, забегал в полудреме в колючий кустарник. Очень потом на меня обижался. Будешь ложиться спать, прижимайся спиной к моей спине. Так теплее, да и со спины я менее опасен.
— Ножниц у тебя, конечно, нет? — спросила девчонка.
— А также корыта для омовений и ткацкого станка, — кивнул Кай. — Вот тебе нож. Если будешь подрезать ткань, делай это прямо на ножнах, они прочные. Если будешь шить, в подсумке есть свеча и огниво.
— И ты не боишься давать мне нож? — подняла она брови.
— Нет. — Он закрыл глаза. — Пока мы не дошли до края леса, я не боюсь даже выродков Туззи. Они полезут ко мне только тогда, когда опасность вовсе развеется.
Утром у Каттими были красные глаза, зато одежда сидела на ней так, словно была сшита по мерке. Оценив аккуратные двойные швы, Кай удивленно хмыкнул. Но, осмотрев ноги девчонки, выругался. Ноги были сбиты.
— Ничего. — Она улыбнулась. — Такая ерунда после всего. Заживет.
— Не сомневаюсь, — кивнул Кай и вытащил жестянку с мазью. — И побежишь уже сегодня, но только после полудня. И вот еще. — Он выудил из мешка широкий ремень с поясной сумкой. — Приспособь это дело. Хоть ярлык будет куда убрать. Да, и здесь еще пара носков из тонкой шерсти имеется. Пока ноги не привыкнут к ходьбе, лучше тренировать их в носках.
— Они стоят немало, — восхищенно выдохнула Каттими.
— Ты стоишь дороже, — отрезал Кай.
Она смогла бежать уже дольше — до полудня. Только тонкие носки так и не надела. Обошлась тем, что, как оказалось, выкроила из излишков ткани. Единственное, что огорчило Кая, так это испорченное, на его взгляд, одеяло. В нем появилось обметанное по краю отверстие. Еще с утра Каттими сунула в отверстие голову и сказала, что в таких одеяниях ходят лапани из Холодных песков.
— Ты бывала в Холодных песках? — удивился Кай.
— Нет. — Она пожала плечами. — Что там делать? Лапани иногда приходили на ярмарку на перевале возле Гимы. Там даже появлялись кусатара, лами, малла. У Гимы были запрещены войны. Раньше были запрещены. Теперь-то уж…
— Кем запрещены? — нахмурился Кай.
— Старцами. — Она посмотрела на него так, словно он не знал обычных вещей. — В Гиме живут старцы. Если их сильно разозлить, они могут наказать любого.
— Колдовством? — прищурился Кай.
— А чем же еще? — Каттими не переставала удивляться. — Они же старцы!
Она бежала и после полудня. Кай посматривал на ее прикушенную губу и понимал, что хочет он того или не хочет, но вспоминает ту хрупкую девчонку, рядом с которой прошло его детство и которую он однажды не смог уберечь. Хотел ли он испытать что-то подобное тому, что почти уже стерлось из памяти за три года? Вряд ли. Скорее, расчет Такшана был точен. Несколько разговоров с несчастным существом сделали Каттими уже и не вполне чужим человеком для Кая, а с учетом того, что оставшиеся в живых его близкие были укрыты им на самом краю Текана, так и единственным относительно близким человеком. Вот только зачем Такшан замыслил это, Кай пока понять не мог. В первый же вечер он довольно легко открыл мудреный замок бронзового браслета, но тайны его не разгадал. Письмена были непонятными, возможного колдовства браслет не проявлял. Конечно, если не считать желания отбросить его куда подальше. Кай даже рискнул капнуть на чудное изделие кровью, но так ничего и не добился. Каттими только сказала, что от такой железки на руке ее слегка подташнивает и что если надпись на браслете какое-то заклинание, то последним словом должно быть имя заклинателя. К сожалению, Кай не только не знал этой письменности, но даже не понимал, с какой стороны ее следует начинать разбирать. И все-таки, какая-то тайна у него имелась, поэтому Кай оставил его на руке Каттими. А вечером две повозки Такшана отстали от обоза.
— Колесо заклинило, — объяснил нагнавший охотника Шарни. — Сказал, что исправит поломку и нагонит. Да что нам осталось, пара лиг и привал?
Едва он произнес эти слова, где-то далеко, на севере зазвучал рог. Может быть, Кай и не расслышал бы едва различимый звук, счел бы его воем ветра в сквозном дупле, но одновременно с ним вспыхнул браслет на руке Каттими.
— Ой! — вскрикнула она, останавливаясь.
— Что ты почувствовала? — спрыгнул, слетел с лошади Кай, потому что запылавшие на бронзе письмена пылали только под его веками, наяву они остались безжизненны и холодны.
— Словно вонзилось что-то в руку, — прошептала она испуганно.
— Ты в самом деле ощутила укол? — удивился Кай.
Рог еще звучал, когда Кай снял с запястья девчонки браслет. На ее коже следа не было, но, взяв браслет в руки, он и сам почувствовал что-то вроде укола. Впрочем, боль почти сразу исчезла, но письмена продолжали пылать. Кай бросил браслет на землю, письмена погасли.
— Что вы возитесь с этой безделушкой? — поморщился Шарни. — Для украшения она слишком тяжела, для браслета на руку воина слишком красива. Если там заусеница, ее нужно сточить камнем, но я бы…
— Послушай, — Кай повернул голову, но звук рога оборвался, — послушай, Шарни, есть ли в обозе хоть что-то живое, кроме людей и коней? Кошка, собака, ну что-то? Я бы поймал хорька или куницу, но у нас мало времени.
— У меня есть жирная хиланская утка, — побледнел Шарни. — Брату везу, он жуть как любит поджаренную утку на углях… Ты собираешься колдовать?
— Нет, Шарни, — Кай с тоской посмотрел на лошадь, на боку которой не было ни копья, ни ружья, — я собираюсь сражаться. Но утку принеси и дай команду всем подводам быстро править за мной. Через лигу будет урочище, тракт пойдет между двумя холмами. На одном из них нам придется принять бой. Кажется, засады там пока нет, но это и плохо.
— Почему? — оторопел купец.
— Если противник не устраивает засаду, он может считать себя очень сильным. — Кай вновь запрыгнул в седло, подхватил за руку Каттими, впервые усадил ее на круп лошади позади себя, снова защелкнул на ее руке браслет. — И я склонен думать, что все так и есть.
— Мы пропали? — в ужасе пролепетал Шарни.
— Если будешь слушать меня, а не орать, то необязательно, — прошептал, свесившись с лошади к самому уху толстяка, Кай.
— Один и тот же, — пискнула за спиной охотника Каттими.
— Что «один и тот же», — не понял Кай.
— Если два наговора греются друг от друга, значит, их составлял один и тот же колдун, — объяснила девчонка. — Вот и все. Зачем тебе утка?
— Я не повар, — отозвался Кай. — А также не колдун и не гадалка. Я охотник, и сдается мне, что нас загоняют.
