— А надо ли тебе помогать? — мрачно произнесла Халана. — О подвигах твоих наслышана. Понимаю, что не твоей рукой голубки замучены, но не с твоего ли языка их имя слетело?
— И с моего слетало, — согласился Кай. — В разговоре с тобой и слетало. Впервые. А вот в уши мои влетело оно в Намеше еще. И не только в мои уши. Были и еще… бравые молодцы.
— А зачем им смерть Уппи? — нахмурилась Халана.
— Не знаю, — покачал головой Кай. — Только в Намеше они тоже убили кое-кого…
— Кое-кого, — как эхо произнесла Халана. — В том-то и дело, что кое-кого. А может, как раз того самого? Ну да ладно. Значит, как ты сказал, может посмотреть в сердце? И хорошо расплетает?
— Вроде бы так, — кивнул Кай. — Ну так нет уже в Кете Уппи?
— Эх, охотник, — вздохнула хозяйка. — Много чего нет в Кете, но еще больше того, что в ней есть. Уппи — ведь не только имя. Это еще и прозвище, присказка. Так мамаши кличут в люльках младенцев. И к некоторым из них это прозвище прилипает до старости. Очень редко к кому. Пошли.
Продолжая вздыхать, Халана поднялась наверх и толкнула среднюю из трех дверей. Наклонившись, Кай вошел вслед за ней в обширную чистую комнату, окна которой, как и весь дом задернутые плющом, выходили не во двор, а на улицу. По стенам комнаты тянулись лавки, а у окна на высоком табурете сидела молодая светло-русая девушка и, постукивая деревянными палочками, плела что-то кружевное. Кай оглянулся. У входа на лавке замерли трое стражников, одним из которых оказался сам старшина стражи. Кетский гвардеец кивнул охотнику и показал на лежавший на коленях меч:
— Не балуй, зеленоглазый, эту девку уж мы не упустим.
— Ты же понимаешь, что не я виновен в их смертях? — спросил Кай.
— Дождь идет из туч, — проговорил старшина. — Разве виновен ветер, что пригнал тучи? Но пригнал их именно он.
Халана присела рядом со старшиной, а Кай медленно расстегнул пояс, бросил его вместе с оружием на пол. Шагнул вперед и присел на лавку в пяти шагах от незнакомки.
— Это зеленоглазый охотник, Варса, — негромко произнесла Халана.
— Я вижу, — раздался мягкий голос, и кружевница подняла взгляд.
Ей было не больше двадцати лет. Простое льняное платье сидело на ней ладно, тонкие пальцы работали безостановочно, да так, что громыхание палочек превращалось в ровный дробный перестук, светлые волосы были собраны на шее зеленой лентой, и кружева, которые она сплетала, тоже были зелеными, но внимание привлекало не это, хотя все это Кай отметил мгновенно. Внимание привлекали глаза. Они были столь же огромными, как и глаза Каттими, только сухость и строгость лица кружевницы объяснялись не голодом и лишениями, а именно сухостью и строгостью его владелицы. Неужели именно с нею советовался Хумати?
— Варса? — переспросил Кай.
— Можешь называть меня Уппи. — Она плела, не глядя на пальцы. — Или тебе больше нравится другое имя? Назови, ты же из клана Зрячих.
— Откуда ты знаешь? — удивился Кай. — До тебя дошли слухи о зеленоглазом охотнике?
— Ты видишь глазами, а я сердцем. — Она поднесла руки вместе с кружевом к груди. — Но и слухи тоже ходят, скрывать не буду. Чего ты хочешь, охотник?
Кай оглянулся на стражников. И старшина, и двое воинов, и Халана были напряжены.
— Меня послал к тебе Паттар, в последнее время именуемый Пата, — проговорил Кай. — Перед смертью он сказал следующее. Передаю слово в слово. «Найди Уппи. Это не может продолжаться бесконечно. Мне тут нечем дышать! Мне уже давно нечем дышать! Пусть она посмотрит в твое сердце. Пусть расплетет все! Она всегда хорошо расплетала! Пусть!» Но эти слова слышал не только я. И тот, кто их слышал, возможно, сейчас в Кете.
— Значит, Паттар отошел, — задумчиво пробормотала Варса.
— Ты — Кикла, — уверенно произнес Кай и снова оглянулся на как будто окаменевших слушателей. — Но я лучше буду называть тебя Варса. Красивое имя — Варса. Его убили. Понимаешь? И убили не так, как убили всех женщин с именем Уппи в Кете. Его убил собственный сиун. Но и это не всё. Кессар, известную в Хурнае под именем Хуш, тоже убил собственный сиун.
— В этот раз они убьют всех, — безжизненно ответила Варса.
— Кто — они? — почувствовал бессильную злость Кай. — Рыжий весельчак с четырьмя всадниками? Пустота? Тринадцатый клан? Кто-то еще?
Она замерла. Застыла, закрыв глаза, только пальцы ее продолжали сплетать странное кружево, напоминающее зеленую мелкую сеть.
— Ты не боишься? — начал что-то понимать Кай.
— Боюсь? — Она почти рассмеялась, впервые остановила плетение, посмотрела через плечо Кая. — Халана! Старшина! Повторяю еще раз, говорила ураю, говорю вам, я умру сегодня, и зеленоглазый охотник, который сидит напротив меня, не будет повинен в этом. Он сам стоит в этом же ряду назначенных к смерти, только стоит одним из последних.
— Ты не умрешь, — уверенно заявил старшина. — Как раз теперь полсотни гвардейцев клана окружили дом. Никто не войдет в него и не выйдет из него без моего приказа.
— Наивные, — рассмеялась Варса и снова посмотрела на Кая. — Так ты будешь расспрашивать меня о двенадцати или последуешь совету Паттара?
— Хорошо. — Кай опустил руки. — Хорошо, Варса. Или все-таки Кикла? Не знаю, какое имя тебе милее. Может быть, даже и Уппи.
— Только не Кикла. — По ее лицу пробежала гримаса. — Я даже не тень Киклы. Меньше тени.
— Пата назвал себя слезинкой Паттара, — вспомнил Кай. — Ладно. Посмотри в мое сердце. Ты плетешь удивительно, значит, и хорошо расплетаешь. Расплети то, что можешь расплести.
— Нечего тебя расплетать, — ответила она устало. — Ты еще и не сплетен толком. Ты о многом догадываешься, но мало что знаешь. Кого ты видел из двенадцати? С кем говорил?
— Не знаю, кого я видел, потому как до Пагубы я объехал весь Текан в цирковой повозке, и уж меня- то точно видели многие, — проговорил Кай. — Но совершенно точно я виделся и говорил с Паттаром, с Кессар, с Сакува и Эшар.
— И ты сам… — Она нахмурила лоб.
— Сын Эшар, — твердо сказал Кай. — Думаю, что Сакува — мой отец.
— Удивительно. — Она впервые улыбнулась. — Удивительно. Наверное, Эшар очень долго готовила этот союз. И точно выбрала будущего отца. Сакува всегда был особенным. Он слишком любит себя, как и каждый из нас, но он единственный, кто не ненавидит людей.
— А ты? — удивился Кай. — Ты их ненавидишь?
— Я сама стала человеком, — вздохнула Варса. — Почти стала. Становлюсь. Как ты понимаешь, это повод для еще большей ненависти. Но и для любви тоже. С каждой своей смертью я продвигаюсь к человеку все ближе. Но об этом после. Если успеем. Тем более что ты и в самом деле сын Сакува и Эшар, а не Хаштая и Атимен, кем они были при твоем зачатии. Запомни, дети были у каждого из двенадцати. Были, есть и будут. Но они были и будут обычными людьми, и время обращало их в прах и будет обращать их в прах, несмотря на все их достоинства и доблести. Тебе удалось нечто большее. Точнее, Сакува и Эшар удалось нечто большее. Хотя конечно, скорее Эшар. Она единственная из двенадцати, которая не смирилась ни на минуту. Она единственная, которая продолжала и продолжает… эту войну.
— Продолжает? — не понял Кай. — Какую еще войну? Но ведь она ушла! Она нашла способ обмануть Пустоту!
— При чем тут Пустота? — подняла брови Варса. — Обмануть нужно было не Пустоту, а саму себя. А это сложнее. Сложнее даже, чем обмануть Сакува, что ей удалось блестяще.
— Обмануть Сакува? — удивился Кай.
— Он не любил ее, — объяснила Варса. — Никогда не любил ее. Запомни, Эшар — это кровь и страсть. Сакува — зрение и разум. Он мягок и умен, но холоден. Она жестка и хитра, но горяча. И, одновременно, он вспыльчив, она расчетлива. Он добр, она безжалостна. Он терпелив, она еще более терпелива. И ее терпения хватило на века. Вот уж не уверена, что терпение Сакува столь же беспредельно. Так вот, запомни, Кай. Для того чтобы такой, как ты, появился на свет, должно было случиться невозможное — любовь. Настоящая любовь. Потому что от каждого из нас может остаться и тень, и слезинка, но, как ни
