серьезные неприятности.
— Я хочу видеть ее слезы, — упрямо повторяет Томико. — Эта тварь насмехается над нами.
Миг ликования. Девушка даже не пытается сдержать торжествующей улыбки. Последние пять минут майнор Дома Белой Хризантемы щипала, пинала и лупила дочь безвестного эрла, пытаясь выбить слезы и мольбы о пощаде. Было больно, но это не та боль, которую невозможно терпеть. А зрелище взбешенной Томико — достаточная награда.
«Ты можешь заставить меня встать на колени, но ты не сможешь меня унизить».
— Смотри, она еще и улыбается! — орет в ярости ниронка.
Звонкий звук пощечины в ночной тишине.
— Только не по лицу! — кричит Риоко. — Это слишком заметно!
Альдис снова ухмыляется.
«Ты — никто, Белая Хризантема. Меньше, чем ноль».
— Смеешься?! — шипит ниронка.
Ее лицо близко-близко, Альдис чувствует горячее дыхание на своей щеке.
— Я вгоню тебе этот смех обратно в глотку! Хитоми, сделай ей больно!
— Я не умею пытать. Только убивать.
— Нанами!
— Томико-сан, я не умею. — Вид у Нанами несчастный. Из всех четверых она больше всех сочувствует Альдис. Хитоми все равно, Риоко довольно щурится с каждым ударом сюзерена, и вид у нее, как у кошки, объевшейся сметаной. Да, Риоко нравится происходящее, хотя сама она и не участвует.
А вот Нанами переживает.
— Лучше попроси у Томо-сан прощения, — советует она.
«Ни за что!»
Разговаривать с Томико, реветь и просить прощения в ответ на ее побои? Не много ли чести для такого ничтожества?
— Хитоми, сломай ей палец.
— Нет! — кричит Риоко.
— Что?
Майнор Дома Белой Хризантемы в ярости, страшной ярости. Готова вспыхнуть от малейшей искры, как сухой трут в летнюю жару. Уронен авторитет, задета гордость, и никак не получается выбить из обидчицы компенсацию.
Почти две недели Томико не может сломить упрямую свандку, а проигрывать достойно или отступать Накамура не умеет.
— Ты хочешь оспорить решение своего сюзерена?
«Ну, давайте, подеритесь, — мысленно подзуживает их Альдис. — Сожрите друг друга!»
— Ни в коем случае. Просто есть другой способ, безопасный.
— Другой?
— Да. — Риоко подходит к пленнице и аккуратно, почти нежно кладет пальцы чуть повыше колена… нажимает…
Альдис рвется вперед с такой силой, что, не отпусти Хитоми ее руку, она неизбежно сломала бы себе запястье. Вылетевший птицей из груди крик превращается в хрип. Весь мир сжимается до одной крошечной, пульсирующей точки, наполненной невероятной, невозможной болью. Боль поглощает все, пожирает сам воздух. Альдис пытается вдохнуть, но внутри что-то сжалось, одеревенело, скрутилось в узел, и воздуху нет места в этом мире боли…
Она падает на пол, открывая рот, точно рыба, выброшенная штормом на берег. Несколько безумных, невероятных секунд кажется, что она прямо сейчас и умрет здесь, умрет глупо, нелепо, не окончив начатого, не совершив ничего, достойного внимания и памяти.
Перехватившая горло змея ослабляет свои гибельные объятия. Становится ясно: еще не время.
Она еще дышит, еще не время умирать. Значит, надо терпеть.
— Кажется, я перестаралась, — встревоженный голос над головой. — Давно так не делала.
— Она все еще не ревет.
— Это от шока. Я слишком сильно сжала. Так можно повредить нервы.
Мир вокруг становится размытым, нечетким. Альдис закрывает глаза.
— Ага, уже рыдает. Давай, проси прощения!
Узел внутри расплетается. Расцветает огненный цветок, открывая все новые грани боли.
По щекам течет вода.
— Ты слышишь, что я говорю, тварь?! Проси прощения!
— Лучше отложить на завтра. Боюсь, что сегодня она бесполезна. Даже до кровати не дойдет.
— Пусть спит на полу.
— Кто-нибудь может войти. Лучше нам ее перетащить.
— Я к этой мерзости не прикоснусь.
— Я помогу, — голос Нанами.
Чужие руки приподнимают Альдис за плечи, тащат. Она — тряпичная кукла. Пол холодный.
Надо встать. Надо сказать что-нибудь Томико или плюнуть в ее сторону. Но слишком больно.
Кровать мягкая. Все, кроме Хитоми, столпились, стоят вокруг.
— А она сможет ходить? — Нанами выдергивает из-под нее одеяло, укрывает сверху. Наклоняется и смотрит с заботой и сочувствием.
«Убирайся, мне не нужна твоя забота и твоя жалость. Уходите все!»
— Да, разумеется. — Риоко вздыхает. — Через пару часов придет в себя. Ну, будет хромать несколько дней — не страшно. Я как-то не рассчитала.
— Не знала, что ты умеешь так хорошо драться, Риоко-сенпай.
— В драке это умение бесполезно. — Голос ниронки недоволен, словно она не хочет обсуждать свои неожиданно открывшиеся таланты.
— Где тебя учили?
— Отец научил.
— А он откуда умеет?
Ниронка не отвечает.
— Я хочу освоить эту технику, — голос Томико.
— Пытки не подобают сюзерену. Для этого есть вассалы.
— Плевать! Я хочу это уметь.
— Обучение займет много времени.
— У нас полно времени. И отличное учебное пособие.
— Но мне кажется…
— Хватит! — Томико повышает голос и топает ногой. — Слушай мой приказ! Я хочу уметь это делать!
На лице Риоко мелькает еле заметная тень раздражения. Мелькает, чтобы смениться уже привычной задумчиво-бесстрастной маской.
— Сегодня это учебное пособие бесполезно.
— Хорошо, значит, начнем завтра.
— Плохо, белобрысая. Очень плохо. Два дня назад ты работала гораздо лучше.
— Простите.
— Не прощения просить надо, а стараться. Ну, все. — Наставница Нода кинула взгляд в сторону часов и три раза громко хлопнула в ладоши, привлекая внимание учеников. — Время обеда!
Альдис с облегчением вышла из стойки и поклонилась наставнице.
Последние два часа были отвратительными. Как назло, в первой части урока ее поставили в спарринг с Хельгом. Недолгая схватка завершилась полной победой сволочного мальчишки, и от этого она чувствовала себя униженной. Но второй час урока, на котором курсанты разучивали новые движения, стал настоящим кошмаром.
