пустующих или заваленных всяким хламом. Мишка с помощью близнецов очистил один из таких сарайчиков и превратил его в спортзал.
Установил турник, подвесил мешок с песком, к потолку прикрепил лесенку, по которой можно было передвигаться перебирая руками перекладины. Названия последнего снаряда Мишка так вспомнить и не смог, но делу это не мешало. На задней стене сарая начертил контур человеческой фигуры — для метания ножей.
Особой его гордостью был тренажер, скопированный из старого американского кинофильма «Спартак» с Керком Дугласом в главной роли. Это была свободно вращающаяся вокруг вертикальной оси крестовина, к концам поперечной перекладины которой на веревках крепились мешочки с мелким гравием. При ударе по одному из концов поперечины, вся конструкция резко проворачивалась и мешочек, размером с кулак, по совершенно непредсказуемой траектории летел в голову или туловище тому, кто нанес удар, приведший тренажер в действие. В кино, правда, вместо мешочка с гравием была показана металлическая гиря на цепи, но столь радикальное средство тренинга Мишка применять просто побоялся.
Раздумывал Мишка и над созданием макивары, но, по зрелом размышлении, пришел к выводу, что впечатлений от просмотра фильмов о восточных единоборствах, для правильного использования этого снаряда, недостаточно.
Уговорить кузенов на занятия оказалось не слишком трудно. Во-первых, их подкупило сообщение, что от висения на руках быстрее прибавляется рост. Об этом, Мишка действительно где-то читал. Во- вторых, Кузька, получив при первой же пробе «киношного» тренажера, мешочком в ухо, почему-то не огорчился, а преисполнился пламенного энтузиазма. Теперь его любимым делом было лупить по разным концам поперечины и, увернувшись от мешка, бить кулаком в обмотанную рогожей верхнюю часть крестовины, на которой он собственноручно намалевал рожу, уверяя, что это — точный портрет Ерохи.
Мишка тоже азартно избивал мешок с песком, чертом прыгал около крутящейся крестовины, до изнеможения висел на турнике, но сомнения в том, что он учит братьев тому, чему нужно и так, как нужно, его не оставляли. Наконец, «дожили до светлого денечка» — высочайшего посещения «спортзала» Корнеем Агеичем в сопровождении Немого. Комментируя каждое свое действие универсальным «Кхе!», дед потыкал кулаком в мешок с песком, попробовал не шатается ли турник, постучал костяшками пальцев по лбу нарисованного на стене контура и впал в задумчивость, разглядывая прикрепленную к потолку лесенку.
В это время Немой со всей дури двинул кулаком по вращающейся крестовине и, получив в ответ по морде, настолько поразился полученному результату, что Мишка, чуть ли не впервые в жизни, узрел на его физиономии хоть какое-то выражение. Дед сразу оживился:
— А ну-ка, Андрюха, вдарь еще!
Немой вдарил. На этот раз мешочек пошел низом и приложил его куда-то в район печени. Немой слегка скособочился и с некоторым уважением поглядел на конструкцию, увенчанную портретом Ерохи, выполненным в сюрреалистической манере.
— Кхе! Ловко придумано! А ну, еще!
На этот раз Немой не сплоховал и отбив локтем летящий в него снаряд, двинул кулаком по «портрету». В сарае аж гул пошел, живой Ероха, наверняка, был бы убит наповал.
Дальше занятия продолжились под руководством деда, и Мишка, в очередной раз, убедился в вопиющем незнании отечественной истории. Несмотря на полное отсутствие на Руси чего-либо, напоминающего монастырь Шаолинь, русские ратники приемами рукопашного боя отнюдь не пренебрегали. То, что преподавал пацанам дед Корней, не было в чистом виде борьбой или боксом. Ближе всего, в Мишкином понимании, это было к греческому панкратиону, разве что, дед не позволял кусаться и царапаться.
Впрочем, в настоящем бою, по его словам, можно все, чем супостата приложил, то и хорошо. Действительно, в реальной схватке побед по очкам не бывает, выражение «победа или смерть» из пропагандистской фразы превращается в суровую прозу жизни. Или смерти.
Занятия шли всю зиму. После возвращения пацанов из школы отца Михаила, дед загонял ребят в сарай и, сидя на лавке у стены, беспощадно командовал упражнениями на снарядах или спаррингами, а когда физическая нагрузка или уровень мордобойности казались ему недостаточными, подключал к делу Немого. Спарринг с Немым для пацанов заканчивался всегда одинаково: ударом, пробивающим любую защиту, от которого невозможно было увернуться. Кузьке, правда, однажды увернуться удалось — Немой просто-напросто не ожидал, что для спасения от его кулака парень треснется головой о стенку сарая так, что потеряет сознание.
После окончания тренировки начиналось самое ужасное — со всеми свежими и не очень гематомами, растяжениями, ушибами, сотрясениями и прочими удовольствиями, ребят отправляли на хозяйственные работы. Философия деда Корнея была проста: что бы с тобой не приключилось, пока ты держишься на ногах, ты дееспособен по полной программе. Боль и недомогания надо уметь преодолевать. Умей собраться после тяжелого удара, умей быстро прийти в себя после потери сознания, умей действовать одной рукой, если вторая тебе не подчиняется и так далее, и тому подобное. Садизм да и только.
Но зато весной! Как-то так получилось, что за всю зиму ни Мишке, ни близнецам схлестнуться с Ерохой не пришлось. Впрочем, после тренировок под дедовым руководством и работ по хозяйству, ребятам было не до гуляния по улицам. Возможно Ероха, школу не посещавший, решил, что корнеевы внуки от него прячутся, возможно по какой-то другой причине, но однажды, когда уже начал сходить снег, он с пятью приятелями подстерег их по дороге от церкви к дому.
— Ну что, недоноски? Скоро снова моих коров пасти будете?
Соотношение один к двум давало ему полную уверенность в безнаказанности и в том, что потеха удастся на славу. Мишка испугался. Не того, что их побьют, если это даже и случится, желание развлекаться подобным образом они у Ерохи сумеют отбить надолго. Он испугался того, что близнецы, в случае неблагоприятного развития ситуации, снова схватятся за ножи. Впрочем, они могли это сделать и с самого начала — чтобы уровнять шансы. Что ни говори, а научившись метать острое железо, ребята сделались опасными, как скорпионы.
— Спокойно, соколы ясные, работаем, как с деревяшками. Если положим их голыми руками, это — уже навсегда, они нас стороной обходить будут, а не мы их. Запомните: за нож хватается только слабак, а мы же не слабаки?
— Их шестеро.
В голосе Демки не было страха, только констатация факта, это Мишку немного приободрило.
— Кузька, Ероху мне отдашь или сам хочешь?
— Сам хочу!
— Демка, Мешок с твоей стороны, как разбежится, бей по ногам.
— Знаю!
— Не ждем, вперед!
Ерохина команда ожидала чего угодно, только не нападения. Первый мишкин противник так ничего предпринять и не успел, только громко лязгнул зубами, когда кулак врезался ему в подбородок. Чистый нокаут! Второй успел замахнуться, но тут же скорчился от удара ногой в промежность. Мишка оглянулся. Борька-Мешок, лежа на животе, и как раз, подтягивал под себя ноги, чтобы подняться на четвереньки, а Демка молотил, действительно как деревяшку, Пашку, прижатого спиной к забору и, видимо только поэтому, не падавшего на землю.
Кузька — артистическая натура — как всегда, соригинальничал: обхватив Ероху руками и ногами, он повис на своем противнике как клещ и методично бил его головой в лицо. Еще один Ерохин приятель — Филька — не придумал ничего лучше, как попытаться оторвать Кузьку от Ерохи, обхватив его руками за туловище сзади. Получив затылком по носу, он отшатнулся и на какое-то время потерял всякий интерес к происходящему.
Ероха, поняв наконец, что Кузьку ему от себя не отодрать, просто упал вперед, подмяв его под себя. Кузька ударился о землю спиной и затылком, руки его разжались и Ероха, приподнявшись уже занес кулак для удара, когда Мишка от всей души врезал ему ногой по ребрам. На этом силовая часть противостояния закончилась и началось чистое издевательство.
Демка оседлал стоящего на четвереньках толстяка Борьку и, кажется, собирался прокатиться на нем
