— А что, отец так ничего и не сказал?
— Да сказал-то он много чего, только они же уже третий день гуляют. Сам понимаешь…
Петька помрачнел и повернулся уходить.
— Петруха, погоди. Там в разговоре мелькнуло: вроде бы, отец тебя в Ратное отправить. Ты про это спрашивал?
— Так чего ж ты дураком прикидываешься?
— Да не прикидываюсь я! Что ты сразу… Я ж говорю: только мелькнуло, а потом разговор в сторону ушел. Ты давай-ка мне все обскажи, а я к деду подкачусь. Он сейчас добрый.
— А чего обсказывать-то? Отец хочет, чтобы я у деда Корнея воинское обучение прошел. Вот и все.
— А сам?
— Чего — сам?
— Сам-то хочешь?
— Еще как!
— Смотри, это дело долгое и не простое. — Мишке даже самому стало противно от собственного ханжески-наставнического тона, но Петька не обратил на это ни малейшего внимания.
— Ты же сказал, что я достоин!
— Верно, и от слов своих не отказываюсь. Только ты пойми: любое серьезное дело надо начинать с того, чтобы ясно понимать: зачем ты его делаешь, какой результат хочешь получить? Если ты только скакать, да стрелять, как мы…
— Де нет же! Отец и правда все всерьез… ну и я — тоже. Понимаешь, по дорогам опасно стало ездить. То есть, и раньше опасно было, а сейчас и совсем. Приходится охрану нанимать, а она дорого стоит и ненадежно это все. Тут слух недавно прошел, что одного купца своя же охрана ограбила и убила. На ладьях у нас Ходок командует, он с отцом в доле, ему предавать нас невыгодно, но и по суше ходить ведь тоже надо. Вот отец и хочет, чтобы Пашка торговыми делами занимался, а я воинскими. Свой-то человек — всегда надежнее нанятого.
— Теперь понятно, значит, отец твой это не по пьянке решил, а давно обдумывает?
— Не знаю. Но обещал, если дед Корней согласится меня в «Младшую стражу» взять, мне всю воинскую справу, как у вас, сделать.
— Я сейчас прямо с дедом переговорю. — Мишка развернулся к дверям трапезной. — Жди здесь!
В «банкетном зале» веселье было в разгаре: Немой дрых, привалившись к стене, дед сидел, задумчиво подперев щеку кулаком, а Никифор, в залитой вином рубахе, что-то эмоционально, но совершенно неразборчиво рассказывал, правда, обращаясь не к деду, а к стоящему посреди стола кувшину.
— А-а, Михайла! — Приветствовал внука дед. — Что, угорское понравилось!
— Я, деда, Петруху расспросил, как ты велел.
— Ну, и как она?
— Кто — она?
— Вдовушка.
— Да я не про вдовушку, а про Петьку! Дядька Никифор хочет его тебе в обучение отдать, чтобы он потом мог охраной командовать.
— Кто? — Не понял дед.
— Петька!
— А вдовушка?
— А вдовушка нам будет платочком махать, когда домой поедем. Согласен?
— А как же? Только нам еще на торг надо — купить кое-что…
— А если на торг, то с ясной головой идти нужно, значит спать ложись — ночь на дворе!
— Уже? — Дед удивленно оглянулся на окошко. — А почему светло?
— Деда, ты глянь: Андрей уже спит.
— Никеша! — Дед потряс зятя за плечо. — Давай — еще по одной и спать.
— Да погоди ты, — отмахнулся Никифор — на самом интересном месте…
— Спать, я сказал! — Повысил голос Корней. — Завтра дел много.
— Ладно, я тебе завтра дорасскажу.
— Михайла! — Дед уже орал, словно командовал сотней в бою. — Всем спать! А завтра, чтоб все как один, с платочками… И махать!
На следующий день, опохмелившись, дед принялся собираться на торг, как в дальний поход. Несмотря на то, что большая часть необходимого уже была закуплена через Никифора, а то и у самого Никифора, дед велел запрячь сани, рассчитывая, видимо, затовариться так, что в руках все будет не унести. Но сразу заняться покупками не пришлось — народ толпами валил к берегу Струмени, торг быстро пустел, по всей видимости, намечалось какое-то неординарное мероприятие.
Никифор окликнул кого-то из знакомых, коротко переговорил с ним и вернулся с известием:
— Казнь будет!
— Кого казнят-то? — Заинтересовался дед.
— Скоморохов давешних. Двоих — девку и старика, того-то, которому Михайла пол уха отсек, Илларион с собой взял — дорогу указывать. А этих князь головой выдал епископу, за колдовство.
— Ну, пошли, посмотрим, что ли. Все равно, торговли сейчас никакой не будет.
На льду Струмени стояли два столба, обложенные дровами, осужденные были уже здесь — привязанные к столбам. Старик стоял прямо, прижавшись затылком к бревну, и глядя куда-то поверх голов собравшейся толпы, а девка обвисла на цепях: то ли была без сознания, то ли ослабела от допросов, наверняка сопровождавшихся пытками. Приговор уже зачитали, теперь осужденным что-то говорил священник. Вернее, пытался говорить — девка никак на окружающее не реагировала, а старик плюнул в монаха и отвернулся.
Девка, до ног которой добрался разгорающийся огонь, страшно закричала.
— Деда, пойдем отсюда.
— Нет, ребятки, слушайте, как живой человек в огне кричит, вам воинами быть, еще не раз такое услышите. И не дай Бог вам услышать, как свои так кричат… Хотя, если вороги, так тоже не легче… Ох, мать честная!