тот зашатался и отступил назад. А там его уже поджидал Кащей-пингвин! Он ловко подставил милиционеру ласту, и тот полетел в канаву.
— Бей ментов! — завопил Смолянин, подпрыгивая и отвешивая пинки тощему милиционеру. Холмс и Ватсон нерешительно топтались на месте, явно не готовые к нападению на представителей власти. К счастью, их вмешательство не понадобилось. Милиционеры позорно бежали. А мы, не сговариваясь, кинулись к электричке. Холмс так припустил, что мне пришлось спрыгнуть с его плеча и лететь следом, махая крыльями изо всех сил.
Ватсон, наверное, тоже перепугался. Он даже не стал восхищаться тем, что поезд двигается на электрической энергии. Заскочили мы в тамбур, причем я еле успел влететь мимо сходящихся дверей, и поезд тронулся.
— Костя, где ты, малыш?! — тревожно воскликнул Холмс. Я покружился рядом, и сел ему на нос. Холмс успокоился и укоризненно сказал Кубатаю: — Генерал, стоило ли так... с полицией...
— Стоило, стоило, — хохотнул Кубатай.
— Что ж, вам виднее, — неохотно произнес Холмс. И мы, в молчании, поехали. Народа в тамбуре не было, видно все пингвина боялись. Да и в вагоне через пять минут никого не осталось. Но мы туда не пошли, потому что Холмс как всегда дымил своей трубкой, давая время от времени затянуться разволновавшемуся Ватсону.
— Милиция — это мелочь... мусор, как метко сказал Смолянин, — веселился Кубатай. — Не то должно нас волновать! Стас! Как он захватил власть? Вот в чем вопрос! Давайте все подумаем!
Взрослые задумались. А я спорхнул с носа Холмса — очень уж там табаком воняло, подлетел к окну и стал любоваться пейзажем.
В Москве я был давным-давно, еще маленьким. И теперь разглядывал пригороды, мимо которых мы проезжали, пытаясь сообразить — настоящая это Москва, или нет.
Вроде настоящая. Дома большие, люди все не ходят, а бегают, на каждом перекрестке торчат комки...
Электричка притормозила на какой-то станции, и в наш тамбур влетел молодой мужик с огромным чемоданом. Был он таким запыхавшимся, что пингвина даже и не заметил. Улыбнулся радостно и сказал:
— Еле успел! На последней секунде!
— Гонишь... — меланхолично ответил Смолянин. Мужик слегка смутился, но разговор продолжил:
— Вы, небось, приезжие?
— В какой-то мере, — осторожно ответил Холмс.
— Из провинции. За товаром. — вынес диагноз мужик. Все промолчали. И он, приняв молчание за согласие, вкрадчивым голосом предложил: — Хотите, великолепную вещь предложу?
Все молчали.
— Набор посуды! — похлопывая по чемодану продолжал мужик. — Швейцарский! Нержавеющий! Вилочки для куропаток, щипчики для фазаньих язычков, специальная кастрюлька для варки перепелиных яиц...
— Яйца любишь? — вступил в разговор Кащей. Мужик повернулся и впервые заметил, с кем он едет. Лицо его побледнело, он сглотнул и тихо сказал:
— Нет... никогда не ем. В них холестерина много!
— Ах, холестерина тебе много! — Кащей похлопал крылышками по бокам. — Тебе яйца наши не нравятся?!
Тут электричка притормозила, и мужик со своим чемоданом вылетел из тамбура. Пулей.
Все развеселились, и до Москвы мы ехали без приключений. Когда поезд медленно втянулся на вокзал, взрослые вышли, а я выпорхнул из вагона. Выпорхнул и сразу почувствовал знакомый с недавних пор запах. У мухи-то обоняние — ого-го! А милиционеры пахнут своеобразно, для мухи чем-то даже приятно... Через мгновение я их и увидел.
На перроне стояло штук двадцать милиционеров с дубинками, наручниками и автоматами. Все они хмуро смотрели на нас.
— Ох... — убитым голосом произнес Кубатай, обмякая. — Совсем забыл, что в двадцатом веке уже изобрели телефон...
Один из милиционеров поднял мегафон и заорал:
— Руки вверх! Шаг вправо, шаг влево — попытка к бегству! Взмах крыльями — провокация! Бросай оружие!
Ватсон тоненько охнул, стал медленно оседать и, наверное, упал бы, не подхвати его на руки Шерлок Холмс.
Кубатай преобразился. Грудь его выгнулась, как Дворцовый мост в Санкт-Петербурге, глаза метнули огонь, усы стали медленно приподниматься.
— Никогда, — воскликнул генерал, — никогда Кубатай не бросал оружия!
Положение было хуже некуда. Московские милиционеры явно обиделись за своих мытищинских коллег. И тут Смолянин, нервно комкая юбку, заголосил:
— Люди добрые! Помогите! Честных людей обижают! Животных мучают! Помогите!
Я, конечно, догадывался, что это нам не поможет, но все-таки от смолянинской отваги стало приятно.
— Считаю до трех! — продолжал кричать милиционер. И торопливо начал считать: — Раз, два, два с
