– Да, здесь, – подтвердил я, – чуть повыше. Как тогда, по ходу сориентируемся?
– Сориентируемся, – согласился Шидла.
И действительно, совершив временной скачок, хроноскаф с помощью парашюта приземлился, но, немного не долетев до поверхности, подобно антиграву завис над землей. А затем по нашим подсказкам двинулся туда, где в вечернем полумраке светились огни города. Глядя в иллюминатор, мы со Стасом без труда нашли свою улицу, и Шидла посадил капсулу на пустыре невдалеке от нашего дома.
Мы выбрались наружу. Знакомая смесь запахов выхлопного газа и костра из осенних листьев ударила в ноздри и наполнила меня радостным ожиданием. Откуда-то из глубин памяти выскочило еще недавно такое абстрактное для меня слово: «ностальгия». Оказывается, ностальгия может быть не только по месту, но и по времени.
А мой порывистый братец рухнул на колени и забормотал:
– Земля! Земля-матушка. Наша,
Говоря это, он собирал пыльную землю в ладони, поднимал к глазам и сыпал между пальцев, как в мультфильмах жадные богачи пересыпают золотые монеты.
– Блин! – вдруг воскликнул он и замахал рукой.
– Ты чего? – удивился я.
– Укололся, – объяснил он. – Гвоздей тут накидали… – Но сразу вновь умилился: – Гвоздик!
Все это время Шидла тактично молчал, только с подозрением принюхивался, расширив ноздри, с неописуемым отвращением на лице.
– Ну что, – спросил я его, – будем прощаться?
– Будем, – кивнул он. – Хотя… Давайте-ка в последний раз прикинем, все ли мы учли.
Я задумался. И сразу обнаружил в наших построениях тонкое место.
– Слушай, – сказал я, – сейчас-то мы знаем, как запустить хроноскаф. А тогда… Чисто случайно. Мы ведь даже и не хотели его запускать, мы хотели только выйти. Вдруг в этот раз мы его не включим?
– В какой «этот раз», – передразнил оправившийся от патриотического экстаза Стас. – Это все уже произошло.
– Если мы прибыли раньше, а по-моему, это так, тогда вроде потемнее было, то это еще не произошло, только произойдет, – возразил я. – А вдруг не произойдет?
– Если один раз произошло, то и сейчас повторится, – уверенно заявил Стас, но я-то видел, что он, как и я, слегка запутался.
– Фатализм сфинксов, – установил я диагноз. – Но даже они, между прочим, на судьбу не полагаются, а все обеспечивают сами.
– Старший прав, – поддержал меня Шидла. Но тут же добавил: – Хотя в этом случае мы, по-моему, ничего сделать не можем.
– Можем! – заявил Стас. На лице его мелькнула тень вдохновения. Не сказав больше ни слова, он кинулся к хроноскафу и забрался в него. Любопытство заставило меня последовать за ним.
Стас, высунув от напряжения кончик языка, что-то творил с приборным щитком. Я заглянул ему через плечо. Только что найденным гвоздем он вкривь и вкось выцарапывал над пусковой кнопкой слово «выход».
Меня словно током ударило. Я и забыл про эту надпись.
Закончив свой труд, Стас обернулся ко мне и пояснил:
– Нехорошо, конечно, обманывать. Но я же для дела. К тому же мы ведь себя обманываем, а не кого-то другого.
– Стас, – шепотом сказал я. От волнения у меня пропал голос. – Стас, я уже видел тут эту надпись.
– Когда? – удивился он.
– Тогда, в музее. Из-за нее-то я и на кнопку нажал…
– Круг замкнулся, – нарушив благоговейную тишину, весомо произнес Шидла за нашими спинами. – И в прошлое я отправляюсь с легким сердцем. Прощайте, – закончил он и, чуть поколебавшись, добавил: – Братья.
Возможно, он сказал так, имея в виду, что братья мы со Стасом. Но это вряд ли. По-моему, он назвал нас так, подразумевая, что мы – его братья. Он назвал нас так, как сфинксы называли друг друга.
– Передай привет жрецу, – усмехнувшись, прервал паузу Стас. – Мы, если помнишь, очень с ним подружились. А вообще спасибо тебе за все. Ты настоящий… сфинкс.
А я просто зарылся лицом в его жесткую серебристую гриву. Сфинкс, конечно. Но все-таки…
Глава седьмая,
в которой мы сначала чуть не надавали себе по шее, а потом потихоньку сходим с ума
Хроноскаф с Шидлой на борту превратился в еле заметную на вечернем небосклоне звездочку. Утих и гул его двигателей. Лишь далекий собачий лай да сверчковая азбука Морзе слышались на нашем пустыре, но они только подчеркивали незыблемость тишины.
– Все, – сказал Стас и испуганно посмотрел на меня. Я понял, чего он испугался. Не темноты, не тишины и даже не одиночества. Нет, просто, как и я, он испугался, что закончились наши приключения. Конечно, много было и неприятностей, и опасностей… Но зато какая насыщенная жизнь!
– Ладно ты, – подбодрил я его, – потом будешь сопли распускать. Сейчас домой спешить нужно. А то правда придется экспромты сочинять.
– И сочиню, – буркнул Стас. Но успокоился. И мы двинули в сторону дома. Часов у нас не было, поэтому определить, насколько раньше, а может, все-таки позже срока мы прибыли, я не мог. Нужно быть осторожнее.
Вот и наш дом! Окна не светятся, значит, или мы еще не вылезали на улицу, или уже вылезли, а папа с мамой нас еще не хватились. Вот это было бы лучше всего. Но нет, только я успел об этом подумать, как в окне нашей комнаты показалась чья-то встрепанная башка. Да моя это башка, моя!
Я-тогдашний спрыгнул вниз, потом обернулся, поднял руку и что-то взял у тогдашнего Стаса. «Фонарик», – вспомнил я-нынешний. Затем я-тогдашний помог спуститься Стасу, и оба кинулись через дорогу в сторону музея.
– Дураки же мы! – буркнул умудренный опытом Стас-нынешний. – Сейчас бы догнать и надавать по шее как следует…
Меня даже передернуло от какого-то странного, сродни брезгливости, чувства, когда я представил себе эту картину. Я не стал напоминать Стасу, кто вообще всю эту историю затеял, а сказал главное:
– Все было предначертано, Стас. Мы не могли себя вести по- другому.
– Типичный фатализм сфинксов, – передразнил он меня. – Ладно, поперли.
Мы-прежние уже исчезли из нашего поля зрения. Нужно было спешить. Мы подбежали к окну, я подсадил Стаса, а потом он, забравшись, подал сверху руку и помог
