туда и даже возвращался. Я лично бывал на границах и могу сказать, что место, где вчера был бурый луг, сегодня – голые камни, а завтра – соленое озеро, мне не по нраву. А если прибавить к этому обитающих там магхаров – и вовсе тошнотворное местечко…– Светлорожденный на какое-то время умолк, вспомнился тошнотворный запах горелого мяса, черный дым разлившегося огненного зелья, истошные вопли и накатывающаяся волна омерзительных существ. Скрежет когтей по щиту, дрожь древка, когда на наконечнике копья – корчащаяся тварь…
– В иные годы у магхаров начинается зуд в подошвах, и они толпами прут через границу,– продолжал Данил.
– А вы?
– Мы их бьем.
– А никто не пытался узнать, почему они идут к вам? – спросила Ниминоа.
Данил засмеялся.
– Пытались,– кивнул он.– Наши маги. Но беда в том, что чары, призываемые даже на границе Проклятых земель,– непредсказуемы. Волшебник призывает пламя, а является огненный демон. Посему и против магхаров наши чародеи почти бесполезны.
– И что остается?
– Вот это,– светлорожденный похлопал по рукояти меча.– Добрая сталь всегда хороша. Лучше только хармшарков клинок.
– А я никогда не слышала о Проклятых землях,– задумчиво проговорила Ниминоа.
– Мир большой,– отозвался Данил.– Я видел многое, но такого, чего я не видел, куда больше. Например, я не знаю, что лежит за Солнечным морем и есть ли земли южнее Черной Тверди.
– А там могут быть земли?
– Раньше южнее лежала Махд-Шагош, древняя империя. Та, что погибла в Эпоху Перемен. Ты слышала о ней?
Девушка покачала головой:
– Нет, ни об Эпохе Перемен, ни о Махд-Шагош.
– Я расскажу,– Данил поглядел на желтый огонь, подумал и решил, что пора подкинуть сучьев. Что он и сделал. Парды, устроившиеся по другую сторону костра, недовольно заворчали и отползли подальше, когда пламя жадно ухватило сухое де-рево.
– Много тысячелетий назад,– начал светлорожденный,– Миром правили великие маги. Равные богам или даже сильнее богов. Но дела их не понравились Неизъяснимому, по крайней мере так говорят жрецы. «И возмутились воды, и твердь стала водой, и огонь пришел в Мир»,– процитировал Данил.– В общем, Махд-Шагош теперь на дне Теплого моря, а сотни магов, сильных и так себе, ищут ее следы, чтобы овладеть древней магией. Но, как правило, находят лишь осколки плит с загадочными надписями. Но слова – всего лишь слова, если за ними не стоит знание. Например, самое меньшее дюжину раз упоминаются окрыленные колесницы. Воины Махд-Шагош летали на них по воздуху, подобно драконам, а Великие и Сильные, так именовали себя повелители древней Империи, сражались на них с богами, если, конечно, это правда. Но слова «окрыленная колесница» не позволят прочитавшему их летать по воздуху.
– Понимаю. А что еще о них сказано? – Ниминоа заинтересовалась, и это порадовало светлорожденного.
– Прочтешь,– заверил Данил.– У моего отца списки со всех свидетельств, имеющихся в Рунской библиотеке.
– Данил,– Ниминоа подняла голову.– Ты, правда, думаешь, что мы выберемся?
– Да,– твердо ответил Данил.– Я и ты. Не завтра, а может даже и не через месяц, но выберемся обязательно. Обещаю.
– Завтра мы выехать не сможем,– сказал Дорманож.– Завтра праздник Просветления святого Хума. Не отметить его – грех перед Высочайшим.
– Плевать мне на твоего Хуму! – взъярился маг.– И на твоего бога тоже! Ты знаешь, сколько в Мире богов?
– Есть только один истинный бог! – с трудом сохраняя терпение, заявил Дорманож.– Не смей оскорблять его!
– И что будет? – с издевкой осведомился чародей.– Твой бог – ничто! Пустое место. Плетка, которой болваны вроде тебя погоняют еще больших болванов!
Дорманож и сам не понял, как выхватил из-за пояса нож и метнул в чародея.
Тот даже не попытался уклониться. Нож вонзился ему в грудь… и прошел насквозь. Раздался звон.
– Красивая была ваза,– усмехнулся проклятый колдун. И тут же нахмурился.– Больше так не делай, или душа твоя окажется здесь! – Чародей постучал по черному камню перстня на указательном пальце.
Дорманож мысленно воззвал к Величайшему, но не ощутил обычного подъема и уверенности. Бог был далеко, а недомерок-колдун – рядом.
– Я дал знать во все приморские города,– Брат-Хранитель счел за лучшее сделать вид, будто ничего не произошло.– И послал гонцов в Засов и Могмор, если он вдруг решится идти через горы.
– Он точно пойдет через горы,– заявил маг.– В ваших гаванях нет ни одного чужеземного корабля. А в акулу он пока превращаться не умеет.
– Но с ним колдунья!
Маг разразился скрипучим смехом.
– Эта колдунья не заставит и слизня свернуть с дороги! Могмор и Засов! В Засов пойдешь сам, а в Могмор отправишь этого, толстого.
– Опоса?
– Да. Возьмете с собой толченый прах дурманного гриба.
– Зачем?
– За тем, что снова его упустите. Пусть ему подмешают в питье или дунут в лицо, сам разберешься. Запомни: иначе его не взять. Смотри, хуридит, в третий раз опозоришься – тебе конец!
И растаял.
Дорманож заскрипел зубами от ярости. Он не знал, кого больше ненавидит: мерзкого чародея или неуловимого имперца.
III
Унгат, Алчущий Силы из Тайдуана, вернулся в свое тело. Но еще целый час пролежал неподвижно, пока токи жизни соединялись внутри. Унгат был в бешенстве и тщательно копил ярость, рассчитывая позднее превратить ее в силу. Но причины этой ярости угнетали мага. Ничтожный Рус ускользал между пальцев, словно вода. Будь на то воля Унгата, душа Данила уже сминалась бы, словно влажная глина, в пальцах посланного чародеем демона. Но запрет Правящих сдавливал горло Унгата, как строгий ошейник – горло боевого пса. Кому из Правящих пришло в голову сделать из Руса отравленный кинжал? Унгат не знал. Будь он не в мрачной Хуриде, а в солнцеобильном Гураме, вместе с сильнейшими – безусловно одобрил бы такую мысль. Но именно из-за нее Унгату впервые за двадцать лет пришлось покинуть Шепчущую Башню и рисковать собственным телом в незащищенном месте. Там, где любой из его врагов мог наслать на Унгата воплощенного демона или смертные чары.
Подвижное тело полностью воссоединилось с плотью, Унгат покинул ложе и смешал тринадцатитравный настой с чашкой горячего турского вина. Сила и выносливость. Лучшее зелье для постельных игр. Одна капля – одна золотая монета. Но женщины не интересовали
