– У вас здесь что, казарма воинского подразделения, или свиной хлев, товарищ командир взвода?
– Так точно, товарищ лейтенант Государственной Безопасности!
– Что, так точно? Хлев?
– Казарма, товарищ лейтенант Гос…
– Короче, Войтюк. Я не обижусь, если вы будете называть меня капитаном, согласно общевойсковому званию.
– Казарма, товарищ капитан.
– Я – новый комендант лагеря, Назаров. Товарищи бойцы, с этого дня начинается нормальная служба. Вольно, разойдись. Войтюк, за мной, – Назаров подхватил с табуретки малицу и пошел к выходу.
Нерчу, увидев его выходящим из барака, помахал рукой.
– Не хотят тут есть, – он указал на собак, – боятся. За ворота их выведу. Вот, я чемодан твой отвязал.
– Спасибо, Нерчу. Ну, Войтюк, что происходит? Я вас, кажется, спрашиваю, – Назаров вспомнил своего старшину в училище, – молчать, когда с вами разговаривают! Вам что, сказать нечего?
– Так…
– Молчать! Хотите смотреть на белый свет с той стороны решетки? Я вам устрою. Хотите?
– Э…
– Молчать!
Войтюк мялся, перетаптывался с ноги на ногу, разводил руками и вид, в общем, имел довольно жалкий. В гимнастерке стало прохладно и Назаров опять надел малицу.
– До чего довели казарму, товарищ командир взвода, – с горечью сказал он, – бойцы пьяные… Молчать! Я говорю пьяные, значит так и есть! Когда вы в последний раз брились?
– Дай бог памяти, …
– А мылись, кстати, когда?
– Так негде мыться-то, товарищ капитан.
– Из ведра помоетесь, не дворяне, – рявкнул Назаров, выкатывая глаза. Краем глаза он увидел, как Нерчу чуть не бегом тащит собак за ворота, от греха подальше и едва сдержал смех.
– Так точно.
Назаров скосил глаза на Войтюка. Опустив кудлатую голову, тот всем видом выражал раскаяние. Только что снег сапогом не ковырял. «Ладно, пока довольно, – решил Александр, – при случае продолжим воспитание личного состава».
– Где начальник лагеря жил?
– Товарищ Тимофеев? Вон в том доме.
– Проводи.
Войтюк зашагал к отдельно стоявшей бревенчатой избе. Назаров подхватил чемодан и пошел следом. Отворив дверь, Войтюк придержал ее, дожидаясь, пока новый начальник войдет. В избе было холодно – видно, после смерти начальника здесь никто не жил. Назаров поставил чемодан, прошелся, по-хозяйски осматриваясь. На столе стояла пустая бутыль, кружка, на койке валялся сорванный со стены ковер. Поверх ковра лежала кривая сабля и маузер без кобуры. Назаров взял пистолет в руки, выщелкал патроны. Одного не хватало.
– Здесь прибраться, печь протопить, белье на постели сменить. Я слышал, начальника лагеря убил белый медведь, где его похоронили?
– Кого?
– Начальника!
– Где ж его похоронишь зимой, – пожал плечами Войтюк, – да и хоронить нечего. В складе то, что от него осталось, лежит.
– Пойдем, посмотрим.
Дверь склада занесло и Войтюк долго бил сапогом, разбрасывая снег. Наконец, ухватив деревянную ручку двумя руками, он распахнул дверь и отступил в сторону.
– Вот там и лежит, – кивнул он, – мне с вами, или как?
– Здесь постой, – Назаров вошел внутрь, осмотрелся.
Склад представлял собой сарай, сбитый из нешкуренных досок, в щели стен набился снег.
В центре лежала груда тряпья. Назаров подошел поближе и присел на корточки. Меховые пимы, обрывки штанов, остатки темно-синей гимнастерки. Все покрыто коричневой мерзлой кровью. Что-то белело в обрывках галифе, Назаров пригляделся, стиснул зубы и быстро поднялся на ноги. Из торбазов торчали полуобглоданная голень и разгрызенный почти в кашу коленный сустав.
Войтюк ждал у двери.
– Как это случилось? – спросил Назаров, выходя из помещения.
– Никто не видел, – пожал плечами Войтюк. – Утром обнаружили уже вот это. А рядом в снегу оружие: маузер и сабля. Еще товарищ старший надзиратель Рахманич насмерть замерз. Вышел до ветру и замерз. Где-то за неделю, как товарищ Тимофеев погиб.
– А надзирателя куда дели?
– За лагерем во льду вырубили могилу. Он замерзший был. Как присел, стало быть, на корточки, так и замерз. Так его сидячим и похоронили. А товарища Тимофеева пока оставили. До приезда, значит, уполномоченных.
– Считай, что я уполномоченный. Похоронить, как старшего надзирателя, место заметить. Ясно?
– Так точно.
Лагерь по-прежнему был пуст. То ли заключенные боялись выходить из бараков, то ли им было все равно.
– Теперь вот что, Войтюк. Прикажи заключенным собраться в одном бараке. Пора мне с ними познакомиться. Ну, в чем дело? – спросил Назаров, видя, как Войтюк тяжело вздохнул.
– Не больно то им и прикажешь, товарищ капитан.
Вспомнив, что ему говорил комиссар третьего ранга, Назаров решил сбавить тон.
– Хорошо, попроси их собраться в одном бараке. Скажи, новый комендант хочет представиться.
– Так точно, сделаем.
– После этого одного бойца ко мне в избу – наводить порядок, топить печь, а остальные пусть драят казарму, моются, бреются и так далее. Через два часа проверю исполнение. Все, свободен.
Войтюк приложил огромную ладонь к черной шапке-финке и затрусил к баракам.
Нерчу, бросавший рыбу собакам, с опаской посмотрел на приближающегося Назарова.
– Ты тоже сердитый стал, Саша, – сказал он.
– Ничего, Нерчу, не бойся, – усмехнулся Александр, – надо было показать, кто здесь начальник, вот и пришлось покричать. Ты не уезжай, отдохнешь денек, ладно?
– Хорошо, Саша. Спирт пить будем, я тебя рыбой угощу.
– Вот этой, – Назаров кивнул на рыбин, которых ненец кидал собакам.
– Да. Хорошая рыба. Мы все едим. Вкусно.
