разложивших все миры и расы в незыблемом Порядке и определивших каждой расе и виду разумных свое место в строгом порядке миров. Да, наверное, когда-то только они, те, кого потом назвали ангелами, и могли считаться разумными в этом мире. Но с того времени прошли сонмы веков и тьмы тысячелетий. И многие из тех, кто сейчас выходил на битву в его войске, в том, столь давно установленном Порядке чувствовали себя задыхающимися. Они уже поднялись по лестнице разума и духа достаточно высоко, но Высшие отказывались признавать за ними даже шанс на то, что они когда-нибудь станут если не равными, то хотя бы не столь ничтожными. И потому Черный ангел выступил против порядка, установленного его же собственными сородичами. И вздыбил в смертельной схватке тысячи миров и миллиарды разумных существ. И… проиграл. Проиграл, но зародил у тех, кто противостоял ему в той войне, сомнения в абсолюте собственной правоты. Поэтому, даже восстановив Порядок и жестоко покарав отступника, многие из них задумались над мерой его вины и своей правоты. Другие же посчитали его не просто отступником, но тем, кто гораздо опаснее, — смутьяном, не только покусившимся на незыблемое, но и сбивающим с толку других. И потому даже после его изгнания некоторые не оставили попытки раз и навсегда избавиться от предателя…
Алексей поднял голову к высокому небу, не видя его восхитительной чистоты, как когда-то в другом мире, в другой жизни. Так вот что пытался заставить его вспомнить беловолосый… Алексей улыбнулся. Он вспомнил и его настоящее имя. Тогда он был главой его противников, а на суде неожиданно для всех стал главой его защитников. И именно ему он обязан тем, что наказание было не столь суровым, как требовало большинство его сородичей… А в последний вечер перед ссылкой он пришел к нему. Они долго говорили друг с другом. И не только словами… И тот, кто потом получил в Забытом мире имя Алексей, услышал тогда напоследок:
— Да, это наказание, друг мой. Но вспомни: и «наказание», и «наказ» несут в себе один и тот же корень.
А он не исполнил своего наказа…
Взгляд коснулся сознания Алексея. Он мог поклясться, что вновь испытал это ощущение. Как ребенок, почувствовавший внимание наблюдающих за ним исподтишка родителей. Все эти охотники, спутники, события последних дней — все это имело значение лишь для того, чтобы привести Алексея к пониманию. Не от них он бежал все это время, а от собственной гордыни и непримиримости. И именно для избавления от этого его и отправили
Алексей выпрямился, только крылья сейчас не полыхнули черным пламенем за его спиной, как и меч, покоящийся в ножнах смирения где-то глубоко внутри. И даже за подданных своих не просил он сейчас, ибо знал — не будет им наказания за верность и любовь к своему господину. И лишь ему отвечать и за себя, и за поступки тех, кто действовал под его рукой…
— Я готов! — четко выговорил Алексей, ни на миг не сомневаясь, что будет услышан.
Мир качнулся, как будто Алексей соскользнул в бездну, начав стремительное падение. Все слилось в бесконечный тоннель, в который он неудержимо проваливался. Мысли замедлились, растворяясь в мерцающих стенах тоннеля. А в следующий миг свет погас…
Алексей стоял в ночной тьме, пялясь на освещенную огромной луной стену деревьев, охраняющих покой Битцевского парка. Покрутив головой, он постарался вспомнить — что же здесь привлекло его внимание? Но отчего-то это воспоминание никак не находилось в его усталой после тяжелого трудового дня голове.
— Да и пес с ним! — махнул рукой Алексей, так и не вспомнив причины своей парковки в столь странном месте в столь странное время.
Он развернулся и, неторопливо достав из кармана пачку «Парламента», побрел к сыто урчащему у обочины дороги «ауди». Надо поменьше работать — не ровен час, крыша потечет. А у него еще планов громадье в этой жизни. Слишком многое надо успеть. «Ауди», глухо рыкнув, сорвался с места, словно нетерпеливый рысак, дождавшийся хозяина. И через минуту ничто больше не нарушало покоя ночного леса.
Алексей склонился над кроваткой, с улыбкой глядя на своего крошечного сына. Это, несомненно, самый замечательный и самый красивый малыш во всем мире. Правда, движениями он сейчас больше походил на перевернутого на спину майского жука.
Где-то за окном, у соседей, громко пел Шевчук:
— Любишь его? — спросила незаметно подошедшая жена Надюха.
— Как его можно не любить? — ответил вопросом на вопрос Алексей. — Он просто чудо.
— Знаешь, иногда мне кажется, что он все понимает и знает, только сказать ничего не может. Как будто взгляд такой, совершенно осмысленный. А иногда так взглянет, словно нас всех просто ненавидит, — сформулировала свои наблюдения Надя.
— Он не может нас ненавидеть, — усмехнулся Алексей, расслышав последние слова известной песни. — Он сейчас еще святой. В нем нет зла. А нашу любовь он тем более должен чувствовать. Должен видеть, что мы его любим. Может быть, это маленькие дети лучше взрослых чувствуют.
— Ты прав, — кивнула согласно Надюшка, обнимая мужа и чувствуя себя совершенно счастливой рядом с этими двоими мужчинами. — Он ангел. Наш любимый белый ангел.
Тихий шелест работающего в четверть силы гибридного двигателя убаюкивал, навевая дрему. Да и дорожные повадки «Лексус LS-650» не добавляли бодрости. Словно межконтинентальный лайнер, этот большой автомобиль со всем возможным комфортом нес пассажира по суетливым московским улочкам. Алексею Борисовичу почему-то вспоминались давным-давно ушедшие годы.
— Старею, — буркнул он едва слышно, пытаясь сконцентрировать внимание на прихваченной из офиса перед уходом свежей газете.
Внимание не концентрировалось, вновь и вновь блуждая по прошлому. «Старею» — уже не кокетство перед самим собой. Ведь шестьдесят без малого. Правда, добрые эмоции возвращают молодость. А как эмоциям не быть добрыми, когда жизнь удалась. Дочка в МГУ, отличница,
